Сильвия стояла рядом с ней. И в первый раз почувствовала, что действительно становится человеком. Потому что человеческие чувства, которые она раньше знала только по названиям, стали присущи ей самой. И сейчас, испытывая настоящий страх перед тем, что могло быть, что могло случиться с ней самой, первый раз в жизни понимая, что это такое – страх, она вдруг осознала, что и другие человеческие чувства она тоже чувствует, а не только воспроизводит известные ей и понятные схемы поведения. Действительно чувствует. Она представляет себя на месте Фролова. И ей действительно очень страшно. Ей до слёз жалко Томку, у которой любовь упрятали в оболочку из ужаса, и нет возможности её оттуда достать. Сильвия поняла, что стала намного слабей, чем была раньше. Но теперь ей не надо охотиться по ночам. По ночам она будет заниматься журналистом-аграрником, а для этого её сил вполне достаточно. И ещё она поняла, что всё-таки никогда не сможет избавиться до конца от своего прошлого, и главным в её жизни всегда будет забота о том, чтобы прошлое не вернулось.
Майор Ершов оглядывался по сторонам, как будто ожидал кого-то. И тот, кого он ждал, появился наконец. Это был монах в чёрной рясе. Он шёл между могилами, а в руках нёс два ведра воды. Он подошёл к могиле Фролова, поставил одно ведро на землю, а второе поднял и вылил на Сильвию. Сильвия почему-то не удивилась, как будто это было совершенно нормально – подойти к человеку зимой, ночью, и вылить на него ведро воды. Монах же стал перед ней и довольно резким голосом спросил:
– Всё поняла?
Сильвия вдруг почувствовала, что одежда на ней совершенно сухая, и волосы и лицо тоже сухие. И что это и есть её спасение, по крайней мере начало дороги к спасению. Что она теперь не станет монстром, живым зубастым мешком, дырявым к тому же, который никогда не может наполниться. И что монаху надо ответить.
– Поняла, – сказала Сильвия, – и спасибо вам.
– А поняла, так и ступай с Богом, – сказал монах. – Детей у тебя не будет, не взыщи. Тут ничего не могу сделать. Слава богу, что хоть так. Сам удивляюсь, что удалось. Но… это ты ей спасибо скажи, – кивнул он на Иевлеву, – и ещё молодому какому-то блондину, которого не имею чести знать. Ступай.
Сильвия провела рукой по плечу Иевлевой, та кивнула в ответ. Майор сказал:
– До свидания, Сильвия Альбертовна. Всегда рад служить.
И Сильвия пошла к машине.
Отец Иларион повернулся к майору Ершову:
– А ты, молодой человек? Не холодно тебе – в плаще да фуражечке?
– Нет, отец Иларион, – ответил майор Ершов, – в самый раз!
– Да ты откуда знаешь, как меня зовут? – удивился отец Иларион.
– Так вы ведь знаете откуда, – ответил майор Ершов, – и знаете, кто я.
– Ну знаю, – согласился отец Иларион, – и что?
– Да то, что тут только от женщины вам и таиться. Да и то не стоит, – ответил майор Ершов. – Женщина эта не простая. Да и с вами она уже встречалась, причём не где-нибудь, а на берегу реки. Так что это посвящённая женщина. У неё дар.
– А про тебя она знает, кто ты? – спросил отец Иларион.
– И про меня она знает, – ответил майор Ершов.
– А как рука твоя? – спросил отец Иларион. – Зажила?
– Рука-то зажила, – сказал майор Ершов. – А ты поможешь нам?
– Я-то? – спросил отец Иларион. – А что я могу? Я помолится только могу, а Бог поможет, если захочет. А про женщину ты правильно говоришь, женщина хорошая! Давай-ка ты её отведи в сторону. А я с ним должен сам остаться.
Иевлева встала, погладила плечо Фролова, совсем так же, как Сильвия погладила её плечо некоторое время назад, и сказала ему:
– До свидания.
Ершов взял её под руку и отвёл в сторону. Он попросил её отвернуться, не смотреть на Фролова. Они стояли вдвоём и ждали, слушая голос отца Илариона, в речи которого они ни слова не могли разобрать, потому что он говорил тихо. Иевлева понимала, что расстаётся с Фроловым, наверное, навсегда, но она была на берегу реки и видела другой берег, и видела другое обличье майора Ершова, и её неродившийся ребёнок разговаривал с ней внятным языком, поэтому и слово «навсегда» имело для неё совсем другой смысл. Майор Ершов заботливо поддерживал её под локоть, как будто хотел сказать: «Ничего, ничего, всё будет хорошо, не волнуйтесь, Тамара Борисовна!»
Они услышали такой звук, как будто Фролов вскрикнул. Иевлева увидела, как его огромное тело несётся по косогору, вниз по направлению к деревне. Она тоже вскрикнула. Майор Ершов взял её за руку покрепче, как бы не давая ей побежать за Фроловым, и аккуратно за плечо повернул в сторону могилы. Она увидела, что отец Иларион уходит и рядом с ним идёт Фролов – такой, каким она его запомнила летом. Он был в пиджаке, на голове – кепка. Но и отец Иларион был в одной рясе. Оба одеты не по сезону. Фролов коснулся рукой руки отца Илариона. Они остановились, Фролов повернулся и помахал ей. Она помахала в ответ. И тут она поняла, что ей нечего ему сказать на прощанье, потому что всё, что она может сказать, он и так знает.
Читать дальше