– Что, не терпится на кладбище?
Мужик задумался…
Там, на этом самом кладбище, было что-то страшное, которое убило Мишку и Юрку и Кононовых Петра. И поэтому надо было зарубить это страшное топором. Но вдруг в его мозгу появилась мысль: а что, если это страшное, наоборот, уничтожит его самого? И тогда он, например, никогда уже не выпьет брагу, которая спрятана от жены в сарае за лопатой. Литровая банка с брагой представилась ему так явственно. Вот лопата, прислонённая к стенке сарая возле двери. А за ней так незаметно стоит она. Банка с брагой. Стоит, скрытая от всех. От всего мира. Только ему известно, что она там. Так она там и простоит до весны. Испортится. Найдут её при случае, выльют на помойку. Вот и всё. А может, и не найдут. Жена продаст дом, уедет к сестре в станицу Кущёвскую Краснодарского края. А новые хозяева? Станут они разбирать инструменты в сарае, поднимут лопату, а там стоит банка. А в ней гадость какая-то, вроде уксуса. Новый хозяин – умный мужик. Догадается он, что это была брага. Что спрятали её здесь от пытливого бабьего взгляда. Спрятали толково. Но не выпили. Почему? Всё поймёт умный мужик, новый хозяин. Всё он поймёт. И тогда он скажет…
Тут Сильвии надоело ждать, пока мужик с топором выйдет из мыслительного процесса. Она аккуратным движением забрала у него топор, кинула его через головы мужиков на дорогу, чтобы, возвращаясь, они подняли его. И сказала негромко:
– Домой идите.
И тогда мужики подумали, что, может быть, правда лучше пойти домой. Вот оно, кладбище, только зайти в ворота. Но в ворота зайти нельзя. Перед ними стоит какая-то не то девка, не то баба и стрижёт глазами не хуже самого вампира. А за ней два шкафа, и они сплетут из мужиков половичок. И опасность, подстерегающая на кладбище, вообще не важна, потому что положат их тут на подходе.
Мужики погудели для порядка и пошли обратно, но топор подобрать не забыли.
Из ворот кладбища вышел Пальчиков. Он сказал, обращаясь к Сильвии:
– Майор Ершов просит вас подойти.
Сильвия пошла за Пальчиковым между могилами. В свете ручного фонарика она увидела мужчину в танкистском кожаном шлеме, сидящего на скамейке возле могилы. Рядом с ним сидела Иевлева и держала в своих руках огромную руку гиганта, стоявшего на коленях перед собственной, как она догадалась, могилой.
Майор милиции, который приехал на «Волге» с ростовскими номерами и назвался знакомым Тамары Иевлевой, тоже был здесь, он, собственно, и позвал Сильвию. Он же обратился к военным:
– Товарищ полковник, товарищ подполковник, здесь заканчивается задание для армии и начинается для милиции. Прощаясь, не протягивайте ему руки. Так и ему легче, и вам спокойнее. Вы никогда не узнаете, чего стоило ему ваше присутствие. Как трудно ему было удержать себя. Такая необычная форма боевого братства. Не хуже любой другой. У меня есть определённый опыт общения с такими, как Фролов. Может, он бы и не справился, это могло бы оказаться сильнее его. Но Тамара Борисовна держала его за руку. И ваша верность, смелость или просто непонимание, что вы делаете и чем рискуете, всё это вместе и спасло его в конечном счёте. Спасло в том смысле, что человек в нём не успел умереть… Не знаю, как это сказать… Не суть важно. Главное, что спасло. Товарищи офицеры, благодарю вас, вы свободны.
Пушкарёв и Пальчиков встали, Фролов не мог ещё говорить, но смотрел на них, его маска так до конца и не превратилась в лицо. Но немного разгладилась, и он хотя бы уже не выл и не свистел. Они поняли, что он смотрит на них и видит их, и понимает, кто они. Тогда они оба вытянулись и отдали ему честь. Потом повернулись и пошли к воротам. Слышно было, как хлопнули двери машины, заработал мотор, машина тронулась. Танки внизу тоже, подвыв, развернулись и ушли в сторону базы.
Теперь не было слышно ни моторов, ни толпы… Только шум ветра, который ближе к полуночи подул сильнее. Не было слышно и треска огня, хотя огонь был хорошо виден. Это горел подожжённый соседскими мужиками дом Фролова. Дом, простоявший пустым всё лето, и осень, и начало зимы.
Иевлева держала Фролова за руку. Она ещё раньше заметила, что никаких следов от полученных на площади ран нет. Она не спрашивала себя, убил бы он тех трёх человек по дороге с площади, если бы не был ранен. И почему он ударил Степана. Степан стоял сзади, может, Фролову показалось, что это Степан стрелял. А скорее это просто была неконтролируемая реакция на боль. Сейчас она чувствовала, что он успокаивается, что ей удаётся понемногу успокоить его. Но его тело было огромное, чужое, и оно предъявит свои права. Через час или через несколько часов. И никто не сможет его удержать. И уже он не сможет так, как раньше, осторожно, не убивая… Такой огромный, страшный и такой беззащитный, беспомощный одновременно. Сейчас ему нужно только одно – эта небольшая передышка. Может быть, майор найдёт какой-то выход.
Читать дальше