Дарья Сойфер: Исключение

— Привет, — сказал он.

— Привет, — она улыбнулась.

— Ты очень красивая, — его взгляд нежно пробежался по ее телу, задержавшись на округлости живота.

Лида вздрогнула, как будто он касался ее пальцами.

— Ты тоже, — ответила она.

— У меня сюрприз для тебя, — сказал Андерс и подвел ее к дальней скамейке.

Там сидела Аня Исаева.

— Я не хотел, чтобы ты была на собственной свадьбе совсем одна.

— Аня! Ты все знала! И заставила меня чувствовать себя виноватой!

— Я не могла испортить Андерсу сюрприз. Я прилетела вчера, и, знаешь ли, было очень сложно не позвонить тебе сразу же.

— Я так рада! — Лида обняла подругу и почувствовала, как солнечная детская радость впервые за долгое время волной охватила все ее существо.

Гости заняли свои места. Андерс и Лида, держась за руки, подошли к алтарю, чтобы через несколько мгновений вернуться мужем и женой.

Потом все отправились в уютный местный ресторан, украшенный белыми цветами и полотнами. На небольшой сцене играла молодая шведская рок-группа. Музыка была приятна, еда — вкусна, гости — добродушны. Лида не могла поверить, что Андерс сам устроил весь этот праздник, и удовольствие от его внимательности могло сравниться только с гордостью от слов «фрау Норберг».

Наутро Андерс уехал.

Лида провела день с подругой: они гуляли в Скансене, а потом обедали и пили горячий шоколад.

— Кажется, его семья приняла тебя, — заметила Аня.

— Кроме Элин.

— А, сестрица? Да, девочка с характером.

— Ума не приложу, что я ей сделала.

— Это женская ревность.

— К брату?

— Она кажется избалованной и вздорной, сразу видно единственную дочку среди нескольких сыновей. Наверное, не хочет делить свой трон с кем-то другим.

— Но ведь она хорошо относится к Уне, жене Кристера.

— Уна тихая и мягкая, она Элин не ровня. А ты умудрилась скрутить Андерса в бараний рог за одни сутки.

— Ничего подобного.

— Брось. Он вернулся в Москву, хотя не знал о твоей беременности. Видимо, ни о чем другом думать не мог. Значит, ты его здорово зацепила. А как он расстарался для свадьбы? Ты для него очень много значишь.

— Надеюсь. Но он до сих пор ни разу не сказал, что любит меня.

— Значит, подтолкни его.

— Да, я думала об этом.

И Лида рассказала о своем плане. Исаева пришла в восторг.

— Ты снесешь ему башню! Не исключено, конечно, что он обидится, когда узнает, что ты и раньше понимала их семейные разговоры, но все равно… Да у него просто крышу сорвет! А знаешь что? Покажи свое признание этому парню… Который занимается с тобой шведским. Пусть он поможет с текстом. Для полноты картины у тебя не должно быть ни одной ошибки.

Лида тоже так подумала. Теперь, когда свадьба была позади, она смогла заняться подарком для Андерса. Накануне своего отъезда Аня помогла подруге украсить квартиру рождественскими гирляндами и нарядить небольшую елку.

Поддавшись порыву, Лида испекла имбирных пряничков, заботливо разрисовала их разноцветной глазурью и упаковала подарки. Что-то пришлось докупить, чтобы порадовать всех домочадцев Андерса, а в особенности дочек Уны. Это было первое западное Рождество Лиды, и ей хотелось почувствовать дух праздника.

После прогулок или уборки давление немного поднималось, но фрау Хедлунд сказала, что на таких сроках это может быть вариантом нормы. И все же призывала будущую мамочку поберечься. Лида не стала волновать Андерса через океан, чтобы он мог спокойно закончить съемки.

Ингрид иногда заглядывала проведать новоиспеченную невестку и приносила своей стряпни. Андерс оставил матери ключи от квартиры на всякий случай, и Лида была рада время от времени попить чаю со свекровью.

Через неделю после свадьбы Лида решилась заняться речью. Она набросала черновой вариант и хотела обсудить его с Густафом, но тот сослался на проблемы с интернетом и предложил встретиться лично. Погода была промозглой, ветер неистово разбрасывал острые капли ледяного дождя. Лида пригласила молодого учителя к себе.

Она сварила горячего шоколада, — ведь в Швеции на Рождество без него не обходится ни одна семья, — и подала свои имбирные прянички.

Будущий лингвист Густаф был рад перспективе посидеть в тепле и тишине. Он снимал квартиру с несколькими другими студентами, и судя по рассказам, в их жилище царило невоздержанное безумие юности: музыка, пьяные вечеринки, галстуки на двери. Густаф чурался этого: он был скромен и тих. Из тех парней, которых дразнят ботаниками. Он чем-то напомнил Лиде Виталика: тоже длинный и худой, тоже вытянутая толстовка и футболка с забавными картинками.