Майкл Слэйд - Охотник за головами

Фредди звали его кролика.

Теперь он вспомнил случай, кончившийся иначе.

Отец опять вернулся не вовремя, и он опять оказался у себя в комнате и что-то шептал кролику. Потом розовое ушко Фредди дернулось, когда он услышал крик матери.

Он с бешено колотящимся сердцем рванулся к двери, забыв про все строжайшие предупреждения. "Не смей выходить из комнаты, пока тебе не разрешат". Но как он мог оставаться в комнате, когда его маме делают больно?

Ему было тогда пять лет.

Но даже сейчас он хорошо помнил, что увидел в комнате. Руки матери вцепились в изголовье кровати. Ее полуобнаженное тело блестело от пота. Она протяжно стонала в то время, как отец двигался взад и вперед между ее раскинутых ног. Потом она закричала снова, и мальчик бросился ей на помощь.

Он начал колотить отца по спине, и тот обернулся, удивленный.

"Что ты тут делаешь?" – рявкнул он с лицом, перекошенным от гнева.

"Пошел вон!" – крикнула мать, и это больше всего испугало мальчика.

Отец спрыгнул с кровати и схватил его за руку. Его поднявшаяся штука смотрела прямо на сына.

"Я ненавижу тебя, папа!" – мальчик сам удивился, услышав эти свои слова. И это было ошибкой.

Глаза отца сузились, но он ничего не сказал. Только оттащил сына на кухню, взял там тяжелый нож для мяса и пошел в комнату мальчика.

"Бедный Фредди, – подумал мужчина, вспоминая взгляд кролика. – Он знал, что его ждет".

В ту ночь мальчик не спал. Несколько часов он плакал, безуспешно пытаясь снова соединить куски кролика. Отец на его глазах разрубил Фредди пополам. Обессилев, он улегся на полу, гладя уже остывшее пушистое тельце. Утром мать пришла и опять обняла его.

"Я подарю тебе другого", – сказала она.

Мужчина взглянул на часы. Было 12.49. Пора. Он подождал в туалете, пока все вышли, и быстро натянул извлеченную из кармана маску.

Две минуты спустя он открыл дверь запасного выхода.

Целый год он ждал этого момента. Теперь его ожидание кончилось. Наконец-то он поверил, что сможет забыть.

Сюзанна подошла к шкафчику за стойкой для ножей и достала оттуда стеклянный поднос, на котором серебрились десять игл для шприца. Потом она положила иглы в стерилизатор, стоявший в нижнем отделении шкафчика. Ее вкрадчивые слова баюкали одурманенный наркотиками разум Кристал. Девушка не понимала, что значат эти слова, но чувствовала в них ненависть, более глубокую, чем все, что она могла представить.

Сюзанна сняла со стены два хлыста и показала их Кристал.

– Вот, дорогая, это шотландская плетка. Ей уже семьдесят лет. Видишь, ее кончик закален на огне. Она кусает, как настоящая змея. А вторая – английская розга. Она единственная из всех этих милых инструментов воспевалась поэтами.

Она сунула плетку в руки Кристал и отступила на несколько шагов.

– Ты бывала в цирке? – спросила она.

– Да.

– Знаешь, как там дрессируют львов?

– Знаю.

– Так вот, так же нужно дрессировать мужчин.

Одним взмахом розги она выбила плеть из рук Кристал. Потом, подтанцевав к стойке, принялась хлестать дерево ритмичными, точными, безжалостными ударами. Кристал, как зачарованная, смотрела на то, как с каждым ударом губы женщины становятся тоньше, ноздри раздуваются, дыхание делается хриплым и прерывистым.

Вдруг Сюзанна остановилась так же внезапно, как и начала.

– Мужчины – ослы, – прошипела она. – Думают, что они выше своей физиологии.

Кристал молчала.

– На самом деле они просто животные. Нет, они заводные игрушки, а заводит их секс.

Сюзанна опять повесила хлысты на стену и улыбнулась.

– В этой самой комнате, Кристал, ты будешь делать из мужчин – конечно, если они хорошо заплатят, – испуганных маленьких детей, которые будут просить тебя о том, чтобы ты их высекла. Тогда и увидишь, как под маской Джекила прячется несчастный и озлобленный Хайд.

– И как же я это сделаю?

– Будешь моей помощницей.

– Но зачем я тебе нужна?

– Чтобы ответить на это, дорогая, я должна рассказать тебе про нашего сегодняшнего гостя.

Впервые о Палаче из Нью-Орлеана ему рассказала мать, незадолго до того, как умерла.

Позже он узнал, что Палач убил шесть человек и еще несколько искалечил за время короткого царства террора в конце первой мировой войны. Каждая жертва тщательно выбиралась. Палач прорубал вход в дом, через заднюю дверь и внутри рубил своих жертв топором с длинной рукояткой. Каждый раз топор, как визитная карточка, оставался на месте преступления.