Владимир Гурвич: Погибают всегда лучшие

– Самочувствие у меня нормальное, но хотелось бы знать, кто проявляет обо мне такую трогательную заботу?

В трубке раздался смех.

– Извините, я не представился. Моя фамилия Вознесенский, Борис Эдмондович. Вам нужны еще какие-то пояснения?

– Нет, не надо, – сказал я.

С Вознесенским я не был знаком, но эту фамилию знал отлично.

Впрочем, в городе вряд ли можно было отыскать человека, который бы ее не слышал. Потому что практически любой горожанин хотя бы раз в месяц совершал покупку в его магазинах или мылся в его банях или работал на его многочисленных предприятиях и мастерских. Я уж не говорю об одном из самом крупном в городе банке, которым он тоже владел и где я недавно открыл счет своего в магазина, надеясь, что туда поплывут деньги.

– Я тоже так думаю, – сказал уже без смешка Вознесенский. – Не стану скрывать, что мне бы очень хотелось с вами познакомиться.

– Зачем?

– Хороший вопрос, – снова засмеялся он. – Зачем знакомятся люди. У вас есть версия?

– Чтобы убить.

– Я понимаю истоки вашего мрачного юмора, Владислав Сергеевич, и поверьте, очень сочувствую вашему горю. Я не был лично знаком с Алексеем Сергеевичем, но я слышал, что он был очень талантливым инженером. Но таков закон жизни: в первую очередь гибнут всегда лучшие.

– Вы уверены?

– Об этом неумолимо свидетельствует вся мировая история и мой маленький жизненный опыт. Ведь лучшие – это всегда наименее защищенные, на них ополчается всякая мразь. А ее, к сожалению, слишком много, неизмеримо больше, чем лучших. Вы согласны со мной?

– Да, мрази хватает, – не мог не согласиться я.

– Мне бы хотелось, чтобы вы меня навестили, – вдруг сказал Вознесенский.

– Почему бы и нет, времени свободного у меня хоть отбавляй.

– Понимаю, это вас угнетает. Вы человек деятельный. Но раз у вас много свободного времени, почему бы вам не приехать прямо сейчас.

– В самом деле, можно приехать прямо сейчас.

– Тогда не сочтите за труд выполнить то, о чем я вас попрошу. Никуда не выходите и никому не открывайте, за вами приедет машина. За минуту до этого вам позвонят. После звонка осторожно подойдите к окну; перед вашим подъездом остановится «Джип Чироки». Бегите вниз и садитесь в автомобиль.

– Зачем такие предосторожности? Мне что-то угрожает?

– Не знаю, но, думаю, вы согласитесь со мной, что принять меры предосторожности всегда нелишне. И кроме того, я не хочу, чтобы кто-либо знал, что вы направляетесь ко мне в гости. Вы не возражаете против таких условий?

– Пусть будет по-вашему, мне все равно.

– Замечательно. Тогда до скорой и, надеюсь, приятной встречи.

Внутри трубки застучали короткие гудки. Я положил ее на аппарат, а сам подошел к окну, отогнул занавеску. На улице было тихо и спокойно, кроме греющей на солнце собаки никого не было видно. Что означает этот странный звонок и эти странные предосторожности? Неужели мне что-то угрожает? Вряд ли те, кто покушались на меня в первый раз, хотят меня добить. Сейчас я не представляю для них никакого интереса, я абсолютно нищ и гол, как лишенный всего узник. Но с другой стороны так мыслю я, а вот они могут быть совсем иные резоны.

Я посмотрел на телефон, но он пока молчал. Странный звонок, зачем я понадобился Вознесенскому? Он – богач, я – бедняк. Может быть, его интересуют мои московские связи? Или что-то совсем другое? У меня было чувство, что его желание встретиться с моей персоной связано с событиями в городе. Не он ли поместил меня в этот комфортабельный больничный номер? Если это так, то он же и оплатил счет. А что если это он организовал покушение на меня и сейчас хочет добить хотя бы из предосторожности; а вдруг я захочу отомстить за смерть брата? Его просьба о том, чтобы я никуда не ходил, никому не сообщал об этом приглашение, как раз идеально встраивается в эту схему. Что ему стоит меня убрать, а труп спрятать. И тогда я буду числиться не как убитый, а как пропавший без вести.

Меня вдруг прошиб холодный пот: ехать или не ехать? Всего лишь от одного решения зависит моя жизнь. И если я ошибусь, то расплачусь за оплошность сполна. Я попытался промотать назад мысленную пленку нашего разговора. Одна фраза в нем меня заинтересовала больше всего. Как же он сказал: лучшие всегда погибают первыми. Что он имел в виду: мою смерть? Или его слова имели несколько иной, более широкий смысл? Но если так, кто же в таком случае лучший? Маловероятно, что он имел виду Алешу, он погиб случайно, бомба ошиблась в выборе своей жертвы. Скорей всего речь шла о грядущих смертях. Вряд ли ее конвейер остановился на моем брате. Меня вдруг пронзило предчувствие, что та страшная история, которая началась со взрыва у дверей моего магазина, не закончилась, а только-только начинается. И пока написан лишь ее кровавый пролог.