Грегори МакДональд - Флетч & Co

— Вы играете на гитаре? — спросил Карр.

— Нет, — ответил Флетч. — Не дал Бог таланта.

Сам Карр был в шортах, гольфах и рубашке с короткими рукавами того же цвета хаки. Крупный, среднего возраста мужчина, широкоплечий и мускулистый. Редеющие, светлые волосы. Загорелое лицо, с конопушками на носу, ясные, чистые глаза.

— Как вам понравился «Норфолк»? — спросил Карр.

— Такое ощущение, будто его действительно построили в пятнадцатом веке.

Карр хохотнул.

— Это точно. В не столь уж давние годы всадники, пропылившись в пути, мучимые жаждой, подъезжали к бару прямо на лошадях. Тогда на веранде был бар, а не дорогой ресторан. Из-за большой потери жидкости спиртное било им в голову, и они начинали палить в потолок, не осушив и первого стакана, — он вновь хохотнул. — Я уж и не упомню, сколько раз меня выбрасывали отсюда.

— Я понимаю, — впрочем, Флетч позволил себе усомниться в достоверности последней фразы Карра.

— Красный, белый, синий.

Флетч глянул на зеленовато-синие брюки, красный свитер.

— А где белый?

— Это вы.

— О, да. Я забыл.

— Jambo, — обратился к Флетчу молодой официант.

— Jambo. Habari?

— Habari, bwana.

— Mzuri sana.

— Мой бог! — воскликнул Карр. — Вы говорите на суахили.

— Почему нет? — Флетч посмотрел на часы. — Я здесь уже два с половиной часа.

Карр ответил долгим взглядом, потом повернулся к официанту.

— Beeri mbili, tafahadhali, — он взял со стола стакан. — Baridi.

— Baridi, — повторил Флетч. Карр рассмеялся.

— Молодец! — официант отошел. — Американцы никогда не жаловали иностранные языки.

Флетч смотрел на университет Найроби, располагавшийся на другой стороне проспекта Гарри Туку.

— Мой отец говорит на суахили?

— Да, конечно, И еще на бог знает скольких языках. Приходится, знаете ли, если летаешь на маленьких самолетах по всему миру. Здесь девяносто процентов населения говорит по-английски, девяносто — на суахили и девяносто — на языке, по крайней мере, одного племени.

— А вы?

— Что, я?

— Вы можете говорить на английском, американском, южноафриканском и, я полагаю, австралийском. Так?

— Только не на австралийском. Для этого требуется слишком много усилий. Я — кениец. Поменял английский паспорт на кенийский и нисколько об этом не сожалею. Живу здесь и очень этим доволен. Очень демократичная в национальном вопросе страна, знаете ли.

— Вы — пилот?

— Пока еще летаю.

— Мужчина, появившийся на моей свадьбе в прошлую субботу, не произнес ни слова, но передал мне конверт с авиабилетами. Мне показалось, что он пилот, — Флетч потел. Свитер колол кожу. — Невысокого роста, в хаки, синий галстук.

— Интернациональное братство пилотов.

— А где вы летали?

— Латинская Америка, Индия, Америка. Опять же, Африка.

— Контрабанда?

— Не по моей части.

— А мой отец?

— Он тоже этим не занимается.

Официант принес высокий стакан с пивом. Флетч взял стакан со словами: «Благодарю, bwana». Карр улыбнулся. Поставил свой недопитый стакан на поднос официанта.

— Как поживает мой отец? — спросил Флетч.

— У всех нас бывали лучшие дни.

— Он, должно быть, богат.

— Почему вы так решили?

— Билеты на двоих, тысяча долларов, этот отель. Набегает приличная сумма.

— Если разделить на все ваши годы, получится не так уж и много. Вы от него что-нибудь получали?

— Никогда.

— Вы прилетели только из-за его богатства?

— Нет, в основном из любопытства.

— Он небогат.

— А как он узнал, что я женюсь? Точное время, место… Я сам едва успел приехать.

Карр внимательно изучал свои мозолистые ладони.

— Полагаю, ваш отец постоянно был в курсе того, что происходило с вами.

— Я ему ничего не писал.

— Получал о вас самую разнообразную информацию. Я видел у него ваши фотографии.

— Мои?

— На школьном дворе. На улице. В футбольной форме. На пляже.

— Все эти старикашки, что фотографировали меня!

— Полагаю, пилоты.

Флетч широко улыбнулся.

— Все эти годы я думал, что меня снимают исключительно из-за моей фотогеничности.

— Полагаю, вы никогда не видели его фотографии?

— Нет.

— А что вам говорили?

— Меня убедили, что он мертв. Суд признал его мертвым, когда я пошел во второй класс. А в прошлую субботу выяснилось иное. Оказывается, моя мать всегда допускала, что он жив. Полагаю, она не хотела, чтобы я сорвался с места и отправился на поиски отца, а потом вернулся разочарованный, с пустыми руками.

Глаза Карра широко раскрылись. Он покачал головой.