— Это не кажется подозрительным?
— Нет. Если бы он пытался создать себе алиби, он обязательно обратил бы внимание швейцара на время, едва ли он стал бы полагаться на случай.
— Он достаточно проницателен,-— заметил я.
— Пойдем направо, Джефф,— сказал Бенколин.— Мадам Дюшен, мать Одетты, живет на бульваре Инвалидов... Гм... Проницателен он или нет, но есть такой фактор, как время. В этот час на Монмартре большое движение, и вряд ли он успел бы доехать из Мулен-Руж до ночного клуба, да к тому же совершить убийство за столь короткое время. И тем не менее я готов поклясться, что он явился в клуб с целью обеспечить себе алиби! Если не...
Он резко остановился. Потом сжал кулаки.
— Какой тупица! Боже, какой тупица, Джефф!
— О да,— сказал я, зная привычки Бенколина.— Я не стану тешить твое тщеславие, спрашивая, что ты имеешь в виду... Но /здесь что-то есть. Вчера ночью, когда ты разговаривал с Галаном, я готов был остановить тебя. Мне 'казалось, что ты слишком многое открываешь ему. Видимо, у тебя была какая-то цель. Но, во всяком случае, ты не сказал ему, почему именно ты связываешь его с Клодин Мартель. Я имею в виду бумажку с его именем из ее сумочки. Когда он заявил, что не знает ее, ты мог бы предъявить ему это.
Он удивленно посмотрел на меня.
— Ты действительно очень наивен, Джефф, если и в самом деле так думаешь. Бог мой! Разве ты недостаточно знаком с работой полиции? В реальной жизни люди не визжат и не падают в обморок, как это бывает в театре, когда им предъявляют улики. Кроме того, этот клочок бумаги вообще ничего не значит.
— Вздор!
— Помимо всего прочего, это не почерк мадемуазель Мартель. Увидев эту бумажку, я подумал, что, когда записывают адрес и телефон знакомого человека, указывают только имя и телефон, а вовсе не фамилию и адрес. К тому же я сравнил записку с ее пометками в записной книжке. Почерки там разные.
— Значит?
— Записка написана Джиной Прево, которая называет себя мадемуазель Эстеллой... Послушай, Джефф. У нас есть сведения о передвижении этой дамы. Она вышла рано утром. Прегель следил за ней и собрал информацию в ее доме. Мы узнали, что вчера вечером она не пела в Мулен-Руж. Вечером она позвонила управляющему и сказала, что не сможет петь. Она ушла из дома, как говорит консьержка, в двадцать минут двенадцатого...
— Что вполне допускает возможность ее пребывания у дверей музея. Если она именно та женщина, которую видел полицейский...
Мы обошли памятник Бонапарту. Бенколин остановился, чтобы раскурить сигару. Потом сказал:
— Она и была той женщиной. Мы показали ее фото полицейскому, И тот опознал ее. О, утром мы не теряли зря времени. Но позволь мне рассказать тебе остальное. Прегель побывал в ее квартире. Он достал образцы ев почерка. Кроме того, он нашел серебряный ключ и алую маску.
Я свистнул.
— А алая маска, как ты говорил, означает, что она готова принять любовника в клубе?
— Да.
— Галан часто посещает Мулен-Руж и вчера вечером проводил ее домой. Она ждала его в машине... Бенколин, когда она села в машину? Ты допрашивал шофера?
— Нет. Я не допрашивал шофера. Я не хочу, чтобы мадемуазель Прево знала, что мы подозреваем о ее существовании,-
. Я'изумленно посмотрел на него.
— Подожди, Джефф, не перебивай. Мы должны заставить Галана думать, что нам ничего не известно о ней и о ее связи с клубом. Если ты будешь терпеливым, то увидишь почему. Ее телефон будет отключен. Цель этого ты тоже узнаешь. В течение дня я установлю, будет ли она связываться с Галаном. Думаю, мы ее найдем в доме мадам Дюшен, куда мы сейчас и направляемся.
До самого дома мы больше не обмолвились ни словом. Мадам Дюшен, как я знал, была вдовой. До смерти мужа она жила в Сен-Жермене в одном из тех мрачноватых старых домов, при которых были обширные сады и которые имели несколько выходов. Сейчас она жила на бульваре Инвалидов.
Дверь открыл молодой человек, который явно заволновался, увидев нас. Сперва он показался мне англичанином. У него были черные волосы, жидкие, но аккуратно уложенные, очень румяное лицо, длинный нос, тонкие губы и бледно-голубые глаза. Казалось, он чего-то опасается и искоса поглядывает по сторонам. Мы представились.
— Ах, вы из полиции! Входите, пожалуйста.
Сначала он отнесся к нам несколько покровительственно, но, узнав Бенколина, стал почтительным.
— Вы родственник мадам Дюшен? — спросил детектив.
— Нет, нет,— ответил тот и улыбнулся.— Прошу прощения. Меня зовут Поль Робрко. Я — атташе французского посольства в Лондоне, но здесь...— Он неопределенно махнул рукой.— Они послали за мной, и я пришел, Я старый друг семьи, рос с мадемуазель Одеттой. Боюсь, мадам Дюшен не перенесет этого. Я имею в виду похороны. Входите, пожалуйста.
Читать дальше