Сью Графтон - «Б» - значит беглец

Последовала долгая пауза, затем Шана открыла дверь. Ее волосы были растрепаны, глаза опухли, тушь размазалась, из носа текло. От нее пахло бурбоном.

Она затянула поясок на цветастом кимоно и уставилась на меня мутным взором.

— Вы были в суде.

— Да.

Шана слегка качнулась, стараясь сосредоточиться.

— Вы верите в правосудие? Вы верите, что справедливость торжествует?

— Иногда.

— Ну вот, а я нет. Так что о чем тут разговаривать? Тэпа застрелили. Джин задушили. Вы думаете, что что-то вернет обратно мою дочь?

Я ничего не отвечала, но продолжала смотреть на нее, ожидая, когда она успокоится.

Она презрительно нахмурилась.

— У вас, наверное, даже нет детей. Спорю, у вас даже никогда собаки не было. Вы похожи на того, кто порхает по жизни, ни о ком не заботясь. Стоите здесь, говорите о «невиновности». Да что вы знаете о невиновности?

Я сдержалась и мой тон был мягким.

— Давайте скажем так, миссис Тимберлейк. Если бы у меня был ребенок и кто-то убил бы его, я бы не напивалась в середине дня. Я бы перевернула этот городишко вверх дном, пока бы не нашла, кто это сделал. И потом сама бы свершила правосудие, если бы потребовалось.

— Ну, я не могу вам помочь.

— Вы этого не знаете. Вы даже не знаете, чего я хочу.

— Почему бы вам не сказать мне?

— Почему бы вам не пригласть меня в дом, и мы сможем поговорить.

Она посмотрела через плечо. — У меня беспорядок.

— Какая разница?

Шана снова сфокусировалась на мне. Она едва могла стоять.

— Сколько у вас детей?

— Ни одного.

— У меня столько же.

Она толкнула экранную дверь и я вошла.

Помещение представляло собой одну комнату, с плитой, раковиной и холодильником в дальнем конце. Все поверхности были завалены грязной посудой. Маленький деревянный стол с двумя стульями отделял кухню от гостиной, один угол которой занимала кровать с наполовину свесившимися простынями. Матрас провисал в середине и выглядел так, что если сесть на него, он извергнет пружинную симфонию.

Я заметила ванную комнату через занавешенный проход справа, за ней был стенной шкаф, а дальше — задняя дверь.

Я прошла за Шаной к кухонному столу. Он упала на один из стульев, потом снова поднялась, нахмурившись, и озабоченно проследовала в ванную, где ее вырвало. Я ненавижу слушать, как люди блюют. (Готова поспорить, это большая новость).

Я подошла к раковине, освободила ее от грязной посуды и включила горячую воду, чтобы заглушить звук, идущий из ванной. Пустила струю жидкости для мытья посуды в набирающуюся воду и с удовольствием наблюдала, как начало формироваться облако пузырей. Я запустила тарелки в глубину и добавила по краям вилки и ложки.

Пока отмокала посуда, я собрала мусор, который практически полностью состоял из пустых бутылок из-под виски и банок из-под пива. Заглянула в холодильник. Лампочка не горела, внутри пахло плесенью, к металлическим полкам присохло что-то, напоминающее собачьи какашки. Я закрыла дверцу, испугавшись, что вынуждена буду присоединиться к Шане.

Послышался звук спускаемой воды в унитазе, а потом успокаивающий шум душа.

Обладая неизлечимым любопытством к чужим делам, я обратила внимание на стопку корреспонденции на столе. С тех пор, как я была маминой маленькой помощницей, я чувствовала, что почти имею право совать нос в ее дела.

Я пробежалась пальцами через неоткрытые счета и рекламу. Ничего интересного. Было только одно личное письмо, большой квадратный конверт со штемпелем Лос-Анджелеса.

Поздравительная открытка? Черт. Конверт был так тщательно заклеен, что я не могла его приоткрыть. Ничего не видно, когда я поднесла его к свету. Ничем не пахнет. Имя и адрес Шаны были написаны от руки чернилами, по почерку нельзя определить пол и вообще что-либо о писавшем. С неохотой я положила конверт на место и вернулась к раковине.

Когда я вымыла посуду и сложила ее рискованной горкой на полку, Шана появилась из ванной. Ее голова была обмотана полотенцем, тело — другим.

Ни капли не стесняясь, она вытерлась насухо и оделась. Ее тело было гораздо старше, чем лицо. Она села за стол, в джинсах и футболке, босая. Она выглядела измученной, но ее кожа была чистой и глаза, в какой-то степени, прояснились. Она закурила «Кэмэл» без фильтра.

Эта дама относилась к курению серьезно. Я и не думала, что сигареты без фильтра еще продаются в наши дни.

Я уселась напротив Шаны.

— Когда вы ели последний раз?

— Не помню. Я начала пить сегодня утром, когда вернулась. Бедняга Тэп. Я стояла прямо там. — Она остановилась, и ее глаза снова наполнились слезами, а нос покраснел.