Лоуренс Блок: Билет на погост

Меня очень беспокоило то, что все считали ее самоубийцей, но что делать — я не знал и уже готов был рассказать ее родственникам о том, что же случилось на самом деле; они были католиками, и это известие намного облегчило бы их горе. Но подойти к ним я все же не решился.

Потом я посидел с Джимом Фабером в кафе, а затем снова отправился в госпиталь.

Всю следующую неделю я практически все свое время проводил там; пару раз я уже решался было анонимно позвонить по телефону 911 и сообщить о трупе в доме 288 на Восточной Двадцать пятой улице — после того, как тело Мотли было бы обнаружено, я мог бы позвонить наконец Аните и сказать, что опасность миновала; Джен я разыскать не мог, однако рано или поздно она сама должна была найти меня. Но если бы я поторопил события, мне, возможно, пришлось кое перед кем давать объяснения.

Что удержало меня от звонка в «Службу 911» — так это то, что все телефонные звонки к ним регистрировались на пленку, и впоследствии экспертиза могла бы установить, что звонил именно я; вероятность этого была крайне мала, но рисковать не хотелось. Сначала я думал, что тело обнаружит мисс Лепкурт, вернувшись домой, но когда этого не случилось даже после выходных, я начал было думать, что она уже никогда не вернется.

Оставалось ждать еще пару дней, не больше. Наконец во вторник одна из соседок догадалась, что тошнотворный запах исходит не от дохлой крысы, и вызвала полицию.

...В четверг, почти через неделю после того, как Мотли оставил истекающую кровью Элейн на ее когда-то белоснежном коврике в гостиной, мне сообщили, что самый опасный период у Элейн уже миновал.

— Я даже не надеялся на это, — сказал мне врач. — Она была так слаба, опасность подстерегала ее буквально повсюду. Она испытала чудовищный стресс. Я очень боялся, что ее сердце просто не выдержит, но, как выяснилось, сердце у нее просто отличное.

Об этом мог бы рассказать ему и я.

Немного позднее, когда Элейн уже вернулась или вот-вот должна была вернуться домой из госпиталя, я вместе с Джо Деркином обедал в ресторане. Он сказал, что за все платит сам, а я не стал спорить. Справившись для начала с двойным мартини, он поведал мне, сколько дел удалось наконец завершить благодаря самоубийству Мотли. На его совести были Эндрю Эчвэрри и Элизабет Скаддер, а также косвенно подтверждалось то, что смерть Антуаннет Клири и Майкла Фицроя — также дело его рук. По всей видимости, он же убил и Сьюзен Лепкурт, чье тело в начале недели выловили из Ист-Ривер. Трудно определить, что послужило причиной ее смерти — идентифицировать труп удалось лишь с помощью стоматолога, — не говоря о том, чтобы обнаружить доказательства причастности к ее убийству Мотли, но сомнений на этот счет ни у кого не оставалось.

— Это было очень мило с его стороны — самому покончить с собой, — сказал Джо. — Раз уж никто другой не позаботился об этом. Мотли разрешил многие наши проблемы.

— У тебя были против него неоспоримые улики, — возразил я.

— Да, конечно, мы могли вполне законно отправить его на тот свет, — согласился Джо, — у меня на этот счет никаких сомнений нет. Но теперь наша задача значительно упростилась. Кстати, я говорил тебе, что он оставил записку?

— Ты сказал, на стене. Губной помадой.

— Верно. Странно, что он не использовал для этой цели зеркало. Вряд ли домовладельцу это понравилось — стереть надпись с зеркала намного проще, чем со стены. А ведь на соседней стене висело зеркало, ты не мог его не заметить.

— Джо, я ведь ни разу не был в его квартире.

— А, да, конечно, я просто забыл! — Он посмотрел на меня долгим, понимающим взглядом. — В любом случае он первый раз в жизни поступил по-человечески. Как, по-твоему, такой парень, как он, в принципе способен на самоубийство?

— Ну, не знаю, — неопределенно ответил я. — У каждого бывает момент, когда иллюзии рассеиваются, как дым, и человек впервые видит мир в истинном свете.

— Момент истины, что ли?

— Такое бывает.

— Ну что же, — заключил он, поднимая бокал, — не знаю, как ты, но когда я чувствую, что момент истины вот-вот наступит, я хватаю бутылку и стараюсь напустить как можно больше тумана на мозги.

— По-видимому, ты поступаешь мудро, — согласился я.

Он, конечно, надеялся, что я расскажу о том, что же произошло на Двадцать пятой улице на самом деле, — у него имелись подозрения, и он хотел, чтобы я подтвердил их. Ну что же, ему придется запастись терпением.

Рассказал я правду лишь двум людям; первой из них была Элейн. Собственно, я признался ей еще в реанимации, но если какой-то участок ее мозга и в самом деле слышал меня тогда, с другими участками он впоследствии не поделился. Я потчевал ее официальными сообщениями о самоубийстве Мотли до тех пор, пока она не вернулась из госпиталя домой, а затем в один прекрасный день, когда я принес рождественские подарки, поведал ей, как все обстояло на самом деле.