Харлан Кобен - Скованные одной цепью

— Держись подальше от моей семьи.

— Где твой отец, Микки?

— Я сказал…

— Что ты сказал, я слышал. Где твой отец? — повторил Майрон.

Микки отступил на шаг назад и посмотрел на Эла Болитара.

— Извини, дедушка, — произнес он, и голос его прозвучал совершенно по-детски.

Отец стоял согнувшись, упершись руками в колени. Майрон подошел поддержать его, но тот лишь отмахнулся. Выпрямился сам, и на его лице появилось выражение, похожее на гордость.

— Ладно, Микки, все понятно.

— То есть что это значит — понятно? — вскинулся Майрон. — Мне вот, например, совершенно ничего не понятно.

— Говорю, отваливай, оставь нас в покое.

Увидеть своего племянника впервые в такой ситуации — было в этом нечто ирреальное и захватывающее.

— Слушай, а почему бы нам не войти в дом и не поговорить обо всем спокойно?

— А почему бы тебе не отправиться куда подальше?

Микки бросил на деда еще один тревожный взгляд. Эл Болитар кивнул, как бы говоря: ничего, все в порядке, — после чего Микки просверлил Майрона тяжелым взглядом и скрылся в темноте. Майрон бросился было за ним, но отец остановил его.

— Пусть идет. — Лицо у Эла Болитара пылало, дышал он тяжело, но все же усмехался.

— С тобой все нормально, Майрон?

Майрон прикоснулся ко рту. Из губы сочилась кровь.

— Жить буду. Что это ты улыбаешься?

Отец посмотрел на дорогу, туда, где в темноте исчез Микки.

— У малого гормоны взбунтовались.

— Издеваешься?

— Да брось ты, — отмахнулся отец. — Ладно, пошли в дом, поговорим.

Они направились в гостиную на первом этаже. Сколько Майрон себя помнил, у отца всегда был «Баркалаунджер» — кресло-динозавр, ручки которого пришлось в конце концов склеивать скотчем. Теперь его сменил «Мультплекс-2», целое сооружение со встроенными рычагами для откидывания спинки и баром. Майрон купил его в магазине «Мебель со скидками от Боба», хотя поначалу колебался, стоит ли это делать, — уж больно раздражала радиореклама этого заведения.

— Честное слово, мне ужасно жаль, что все так вышло со Сьюзи.

— Спасибо.

— Ты хоть знаешь, что там стряслось?

— Пока толком не знаю. Пытаюсь докопаться. — Лицо отца все еще было красным от напряжения. — Тебе точно ничего нужно?

— Да нет, все в порядке.

— Где мама?

— Пошла куда-то с тетей Кэрол и Сади.

— Я бы выпил стакан воды, — сказал Майрон.

— Приложи к губе лед, а то распухнет.

Майрон поднялся на три ступени по лесенке, ведущей на кухню, прихватил два стакана, налил в них воды из роскошного графина. В морозильнике обнаружилось несколько упаковок со льдом. Майрон взял одну и вернулся в гостиную. Он протянул отцу стакан с водой и сел справа от него.

— Просто в голове не укладывается, — сказал Майрон. — Первый раз в жизни вижу собственного племянника, и он нападает на меня.

— И ты винишь его в этом? — спросил отец.

— А не следует? — Майрон выпрямился в кресле.

— Мне звонила Китти, — пояснил отец, — и рассказала, как ты подстерег ее в торговом центре.

— Ах вот как? — Впрочем, можно бы и догадаться.

— Да.

— И поэтому Микки налетел на меня?

— Разве ты не обвинил его мать в чем-то… — Отец запнулся в поисках подходящего слова и, так и не найдя, сказал просто: — Неподобающем.

— А она и вела себя неподобающим образом.

— Да? А что, если бы в том же обвинили твою мать? Как бы ты поступил?

Отец снова заулыбался. Он был явно в приподнятом настроении — то ли от адреналина, бросившегося в кровь после стычки, то ли от гордости за внука. Эл Болитар родился в бедной семье и вырос в кварталах Ньюарка, пользовавшихся дурной репутацией. В одиннадцатилетнем возрасте он начал работать у мясника на Малберри-стрит, а большую часть жизни был владельцем фабрики по производству нижнего белья в промышленном районе Ньюарка, рядом с Пассаик-Ривер. Кабинет его находился прямо над конвейерной линией, и через стекло он видел все, что происходит в цеху, а рабочие видели его. В ходе волнений 1967 года он пытался спасти фабрику от разграбления, но мародеры сожгли ее, и хотя впоследствии Эл Болитар отстроил предприятие заново, смотреть на своих служащих, да и на весь город, как прежде, он не мог.

— Так что подумай об этом, — продолжал отец. — Подумай о том, что сказал Китти. И представь себе, что то же самое кто-то сказал твоей матери.

— Моя мать — это тебе не Китти.

— И ты думаешь, это имеет для Микки хоть какое-то значение?

— Какого черта Китти передала ему мои слова? — покачал головой Майрон.