Своими размышлениями Дынин ни с кем не делился, и мало кто догадывался, глядя на его почти двухметровую мускулистую фигуру, на суровое, грубо вырубленное лицо с тяжелым подбородком, на маленькие глаза, в которых не угасал мрачновато-иронический огонек, что имеет дело с философом и лентяем. На службе его считали упертым и надежным работником, человеком действия. Его побаивались – о физической силе Дынина ходили легенды.
Однажды, например, они брали маньяка, убившего шесть женщин в лесополосе за городом. Брали его на квартире. Маньяк оказался мужиком не из слабых, килограммов под девяносто весом. Встретил он их с топором в руках, с налитыми кровью глазами.
Дынин свалил его с одного удара. Маньяк влетел в собственный платяной шкаф, проломив обе полированные дверцы, повредив позвоночник и получив ушиб мозга, от которого впал в кому на несколько дней.
Никто за это Дынина не похвалил – маньяк наделал в городе много шума, и общественность требовала открытого суда. Никто не верил, что этот мерзавец может отделаться одним-единственным ударом по морде. Но дело именно к тому и шло. Начальство пригрозило, что переведет Дынина в регулировщики, если маньяк не встанет на ноги.
Именно тогда Дынин впервые посетил эту больницу, его жертва лежала в реанимации с отеком мозга, и врачи давали самый неутешительный прогноз. Правда, вскоре этот тип все-таки очнулся, и потом удивительно быстро пошел на поправку, и в результате предстал перед судом, где ему дали «вышку». Дынин присутствовал на суде, и маньяк это заметил. Под пристальным ироническим взглядом Дынина он начал заметно нервничать и, кажется, выслушал приговор с облегчением.
Как ни странно, Дынин свою работу любил. Не то чтобы любил, но получал от нее удовлетворение. Он изымал из общества заразу, которая нарушала покой, и это было главным.
А корни его жизненного выбора уходили, наверное, в детство. Дынин рос хлипким, болезненным пацаном, и ему здорово доставалось от отца – драчуна и забулдыги. Чем тот занимался, Дынин так и не узнал. Мать, которая тоже натерпелась порядочно, никогда об этом не говорила. Дынин подозревал, что папаша его каким-то боком был причастен к преступному миру, но специально выяснять это никогда не старался. Он слишком ненавидел этого человека.
В детстве у него была единственная мечта – вырасти, раздаться в плечах, сделаться таким же громадным и злобным, как отец, и тогда уж расквитаться с ним сполна. Увы, как всякая детская мечта, эта тоже осталась только мечтой. Дынин начал стремительно расти и набирать вес только после шестнадцати, а к тому времени папаша уже перебрался в мир иной, погибнув в какой-то пьяной драке, где ему перерезали горло, подкравшись сзади.
Дынин помнит, что, узнав об этом, он испытал сильное разочарование. Но, видно, что-то засело в его мозгу, потому что, немного поскитавшись по свету, отслужив два года в кремлевском полку, он вернулся в родной город и пошел в милиционеры. Папаше он ничего уже не мог доказать, зато уж папашиным дружкам или тем, кто вполне могли таковыми стать, Дынин покоя не давал. К тому времени, когда он стал опером, его знали, наверное, все уголовники в городе и предпочитали не связываться, даже когда он загонял кого-нибудь в угол. Проще было отсидеть.
Дынин долго думал, что все у него в порядке, пока не ушла жена. Тогда он впервые подумал, что, в принципе, никому нет дела до его усилий и, может быть, никого и не интересует покой и мирная жизнь. Что-то менялось – и не в лучшую сторону. Люди словно с цепи сорвались. Все делали деньги, деньги, деньги, жертвуя при этом чем угодно. Закон становился просто мифом. Убийство превратилось в обычное ремесло. Каждую неделю Дынин кого-то арестовывал, кого-то догонял, но все это напоминало попытки ложкой вычерпать море. На место одного преступника приходило десять новых. Многие из коллег Дынина давно опустили руки и постарались поудобнее пристроиться к новому миру, где правили деньги. Дынин был равнодушен к деньгам.
Однако оптимизма у него становилось все меньше, особенно когда он не мог понять, на чьей он стороне. Взять хотя бы последнее дело. Оно не вызывало у Дынина особенного энтузиазма, на Шапошникова, пострадавшего от рук каких-то отморозков, ему было совершенно наплевать. У него имелись очень большие сомнения по поводу того, каким способом этот уважаемый ныне человек сколотил свои капиталы. Он не верил, когда в газетах писали, будто вчерашние махинаторы и бандиты могут остепениться и направить свои усилия на пользу Отечества. Скорее уж они Отечество перекроят так, чтобы оно приносило им пользу. И то, что появляются преступники пострашнее Шапошникова, не признающие никаких правил, закономерное явление. Зло плодит зло.
Читать дальше