Николай Якушев - Банкир на мушке

Лед в их отношениях тронулся вместе со льдом на реке – ранней весной. Леснову исполнялось тридцать лет, и, хотя он никак этого не афишировал, в отделении скинулись и преподнесли ему подарок – фирменную электробритву, кажется. Так повелось у них с незапамятных времен – отмечать дни рождения отделением. Обычно все происходило на месте, те, кто в этот день работал, преподносили подарок, а юбиляр бежал в ларек за водкой, и под конец рабочего дня подарок на скорую руку обмывался, весело и без затей.

Однако Леснов и тут повел себя по-своему. Получив подарок, он немного растерялся, но потом рассыпался в благодарностях и пригласил всех к себе в гости, пообещав накрыть вечером роскошный стол.

Нельзя сказать, что эта затея удалась. Леснов еще не стал настолько своим, чтобы к нему домой любой мог зайти запросто. У них вообще почему-то не было принято ходить друг к другу в гости. Тем более постеснялись идти к Леснову.

Пришли только Можаев, который не мог пропустить такой случай, молодой хирург Слава Галямин, работавший в отделении еще меньше Леснова, разбитная медсестричка Вера с неустроенной личной жизнью, ну и, конечно, Карина. Она просто не могла не воспользоваться случаем. Она пришла бы к Леснову даже в одиночку. Ей было достаточно формального повода, ведь она не навязывалась, ее пригласили.

Леснов принял гостей радушно и с блеском. Было все – цветы, хороший коньяк, изысканная закуска. Нельзя было понять – на самом деле хозяин рад гостям или просто выдерживает марку, но это, кажется, никого, кроме Карины, не заинтересовало.

Очень быстро все набрались, и Можаев принялся превозносить душевные и профессиональные качества юбиляра. Он договорился до того, что Леснов вошел у него в первую десятку хирургов мира, и Можаев заверил, что лет через пять «Витя получит Нобелевскую премию».

Леснов слушал эту чепуху с вежливой улыбкой и помалкивал. Как обычно, он пил очень мало. Зато Славу Галямина развезло, он начисто забыл, куда и зачем пришел, и с редким упорством пытался запустить руку Вере в декольте. Это привело к тому, что они с Верой первыми покинули торжество, прощаясь, они уже вели себя как супруги в период медового месяца. Потом отчалил Можаев, он удивительно тонко чувствовал момент, когда опьянение грозит вот-вот перейти в полную обездвиженность, и всегда предупреждал этот момент, стараясь добраться до дома.

– Пойми, – объяснял он собутыльнику, – я ничего не теряю. У меня дома всегда есть. Я приду к себе, добавлю – и в коме. А на людях зачем? Некрасиво…

И тогда Карина впервые осталась с Лесновым наедине. Осталась, хотя ее сердце стучало как бешеное, а на лице Леснова она боялась увидеть недоуменное или, того хуже, презрительное выражение.

Но он оказался на высоте – держался естественно и мило, так, словно весь этот вечер с самого начала задумывался для двоих. Он включил музыку и предложил Карине потанцевать. В окнах уже темнела ночь, затихал городской шум, но Леснов не спросил Карину, как она думает добираться до дому. И, двигаясь в медленном танце, чувствуя прикосновение изящных, но сильных рук Виктора, Карина поняла, что останется здесь до утра.

Так и вышло. Потом это стало повторяться все чаще и чаще, и Карина наконец поверила, что нашла свое счастье. Виктор был заботлив и нежен. Страстных клятв не произносил, но цветы дарил постоянно. В постели же у них была полная гармония – ночи отнимали у них все силы без остатка, и Карина решила, что теперь Виктор уже точно принадлежит ей. Она летала как на крыльях.

Первый ушат холодной воды обрушила на нее та самая Вера. Как-то в минуту откровенности она сказала, цинично усмехаясь:

– Зря радуешься, подруга! Думаешь, подцепила мужика? Как бы не так! Я этих тварей в штанах вижу насквозь! Он сейчас с тобой трахается, потому что его физиология этого требует, а ты самый подходящий вариант – сама подставляешь. А женится он не на тебе, а на чьей-нибудь дочке, помяни мое слово! Вот оперится маленько, обтешется… Не видишь, что ли, он только и думает, как бы ему наверх забраться – что, неправда? Да ты в глаза его посмотри!

Карина каждый день смотрела в эти глаза, но никаких гнусностей в них не видела. Серьезные и красивые были глаза. А насчет того, что Виктор хочет наверх пробиться… Что ж в этом плохого? Нормальное честолюбие. Он этого заслуживает.

Стоит только поглядеть на него во время операции – как безошибочно и искусно действуют его руки, как верно он оценивает ситуацию, какими зоркими делаются эти самые глаза… А как он наблюдает послеоперационных больных? Как по десять раз на дню подходит к каждому, как учитывает любую мелочь, как не прощает малейшего разгильдяйства персонала! В таких случаях говорят – врач от бога.