Василий Боярков - Центр жестокости и порока

Здесь следует немного отвлечься и уточнить, что за то время, пока остальная семья отсутствовала, в их доме случилось неприятное происшествие: каким-то чудесным, лучше сказать, таинственным образом новый холодильник пришел в полностью непригодное для дальнейшей эксплуатации состояние, и требовалась полная его замена; хозяин еще не знал, что поломка спровоцирована его «дражайшей супругой», поэтому, как только она появилась в квартире, первым делом обратился к ней с всецело закономерным вопросом:

– Как, Лидочка, мы поступим с тобой с холодильником?

– А что с ним? – спросила супруга, еле сдерживаясь, чтобы не рассмеяться мужу в лицо. – Что с ним могло случиться, ведь он вроде бы практически новый?

– Даже сразу и не соображу, что тебе конкретно ответить? – озадачено отвечал в общем-то опытный полицейский, всегда терявший наработанный навык и способность логически мыслить, когда оказывался в присутствии, с одной стороны, знойной, с другой – коварной красотки. – Я вызывал мастера; он же осмотрел поломку и сказал, что произведено какое-то вынужденное вмешательство и что ремонту испорченный предмет бытовой техники больше не подлежит – что бы могло случиться, ты случайно не знаешь?

– Нет, – все же не удержавшись от легкой, едва «пробежавшей», ухмылки, ответила неверная женщина, – совсем не знаю на что и подумать?.. Однако сейчас меня мучает немного другое: мы что, остались без холодильника, ведь, как я понимаю, на покупку другого средств у нас теперь нет?

– Почему же? – задумчиво промолвил мужчина, еще не понимая, в какую хитрую он втянут интригу. – Меня просто интересует вопрос: кто будет из нас двоих искать на приобретение следующего деньги – ты или я?

– Уж точно, не я! – с презрительной миной огрызнулась Лида, за нешуточной ненавистью успешно укрывшая просившуюся наружу усмешку. – Ты мужик – ты и думай!

Аронову ничего иного не оставалось, как, печально вздохнув, залезть в тайную, надежно спрятанную, кубышку, достать оттуда заначку и отправиться покупать новый предмет, являвшийся неотъемлемой частью кухонной мебели. Нехитрая вроде бы процедура заняла у него весь остаток протекавшего дня, а когда он вернулся домой, то ни супруги, ни их общего сына не было. Но и это еще не все! Кроме всего перечисленного, пропали еще и их носимые вещи, необходимые на первое время, а также принадлежности личной гигиенической надобности; случившееся событие по ровному счету было впервые: раньше Лидия предпочитала мужа шантажировать, просто пропадая на несколько дней, но на этот раз ее исчезновение выглядело несколько по-другому, точнее, более или менее походило на правду. Однако Аронов, крайне въедливый на работе и, как «последний лох», доверчивый дома, вновь не придал довольно-таки значимому обстоятельству какого-либо определяющего значения, предположив, что супруга избрала какую-то новую тактику поведения и что ей просто пришла очередная хитроумная идея «выбить» с него побольше денег; он даже не стал ей звонить и узнавать, где они с ребенком соизволят остановиться, – мужчина справедливо полагал, что правды она ему все равно не скажет, а вновь будет словесно над ним изгаляться, произнося различные адреса, не называя в итоге верного… как было, впрочем, далеко уже не впервые.

Прошел день, другой, за ними минул и третий, а вестей от своенравной и продуманной Лидочки так и не поступало. Наконец на четвертый день, едва Павел вышел с каждодневного совещания, на его мобильник пришел вызов от коварной, зловредной супруги; без задней мысли он включил вызов – она сразу заняла атакующую позицию.

– Послушай, дорогой, – слышался из сотового устройства голос, не предвещавший ничего мало-мальски хорошего, – я от тебя ухожу и в добровольном порядке предлагаю поделить наше имущество, ха-ха! – раздался в трубку зловещий смешочек, – а поскольку все записано на меня, соответственно, и делить нам, получается, нечего; таким образом, я предлагаю тебе быстренько съехать с моей квартиры и одновременно передать мне ключи от моей заграничной автомашины. Где ты будешь в дальнейшем жить? – здесь она взяла короткую паузу, недоброжелательно, с отвращением, фыркнула и потом высокомерно продолжила: – Это мне полностью безразлично! Я уже давно испытываю к тебе самую крайнюю неприязнь; скажу больше, я тебя вообще никогда не любила, а всегда, единственное, использовала, поэтому катись-ка ты, милый, колбаской, причем на все четыре сторонки!