Илья Риф - Великий комбинатор возвращается!

– Разрешите, разрешите! – расталкивая очередь длинными руками, ринулся к кассе Воробьянинов. – Нам в Черноморск, – за десять минут до отправления без очереди!

– Да пропустите старика, действительно, опоздать может! – вступилась за болезненного дедушку кассирша.

Ипполит Матвеевич склонился к окошку и жалобно произнес:

– Два общих до Черноморска!

– Только плацкарт! – сообщила кассирша. – В скором поезде общих мест не бывает…

– Давайте! – вздохнул Воробьянинов, уплатил деньги, схватил билеты, и беглецы бросились к своему вагону.

В суматохе они не заметили, что за ними неотступно следует средних лет человек в клетчатом пиджаке и помятой кепке. Но если бы гигант мысли был повнимательней и поосторожней, то в таинственном незнакомце он бы узнал активного члена зловещего Союза Меча и Орала, будущего уездного брандмейстера, слесаря-интеллигента Виктора Михайловича Полесова. Виктор Михайлович, ожидавший утра, чтобы уехать рейсовым автобусом со станции в Старгород, сразу-же узнал бывшего предводителя дворянства. Он, конечно, знал об исчезновении Воробьянинова из желтого дома, – эта весть быстро облетела маленький уездный городок и вызвала немало толков, но только он один, Полесов, как он считал, предвидел истинные последствия этого побега.

– Неспроста появился в Старгороде этот боевой офицер, адъютант Воробьянинова, – сообщал он по секрету всем знакомым. – Не долго осталось ждать! Скоро Советам конец! Воробьянинова в Диктаторы! – волновался Виктор Михайлович. – А сейчас Ипполит Матвеевич скрылся! Скоро начнется! – кричал Полесов и бежал дальше.

Встретив будущего диктатора на вокзале, Полесов не решился подойти к такой важной персоне и стал тайком наблюдать за ним. Он сопроводил Воробьянинова до вагона и подождал пока поезд тронется.

– Дела! – восклицал Виктор Михайлович. – Неспроста все это! А этот незнакомец с чемоданом – явно иностранец, – разыгрывалась буйная фантазия слесаря-интеллигента. – А в Черноморск они отправились за подкреплением и оружием.

А между тем, путешественники-беглецы неплохо устроились в полупустом вагоне. Они заняли нижние полки; постельные принадлежности из экономии не брали. Воробьянинов подложил под голову вышитую голубками подушечку своей возлюбленной и, крепко прижимая к сердцу шкатулку с сокровищами, заснул под стук колес тревожным сном. Отец Федор не спал, он лежал на жесткой полке и, положив кулачок под лохматую голову, размышлял:

– Если-бы не его проницательность, то Воробьянинову никогда-бы не догадаться, что сокровища спрятаны в машине, а теперь этот глупый старик присвоил сокровища и неизвестно, что у него на уме.

Востриков посмотрел на предводителя, – тот спал на спине, крепко прижимая руки к груди, где под плащем находилась заветная шкатулка.

– Нет, сейчас не возьмеш, – определил отец Федор. – Ничего, – откроем шкатулку, тогда посмотрим, чья возьмет!?

Предводитель проснулся рано. Поезд шел по высокой насыпи; за вагонным окном мелькала бескрайняя южная степь, иногда, кружась а прощальном танце, пролетали мимо маленькие березовые рощицы, блюдечки озер и тонкие ленточки рек с игрушечными мостиками.

– В Черноморском торговом порту много иностранных судов, – рассуждал Ипполит Матвеевич. – Но как попасть на борт корабля? Без паспорта и визы таможню не пройти. Остается только подкуп иностранного моряка, или тайное проникновение, – предводитель посмотрел на спящего Вострикова. – А что делать с этим болваном? Как от него избавиться? Толку от святого отца никакого, только подозрение вызывает своим диким видом, – Ипполит Матвеевич зло сплюнул.

Он уже забыл, что своей свободой и добытыми сокровищами он обязан именно отцу Федору. Воробьянинов осторожно вытащил заветную шкатулку из-под плаща, любовно погладил черную лакированную крышку.

– Здесь все! – его охватили мечты. – И свобода, и беззаботная старость, и любовь белокурых красавиц, и особняк на теплом океанском берегу, – предводитель закрыл глаза и страстно застонал от нетерпения. – Почему поезд едет так медленно? Скорей, скорей! Теперь он возьмет реванш за все: и за унизительное поклонение Бендеру, и за то, что технический директор незаконно завладел бриллиантами, и за ужасные годы в сумасшедшем доме.

Предводитель дворянства был твердо уверен, что именно в этой шкатулке и хранится большая часть тещиных бриллиантов. Он внимательно осматривал заветную шкатулку – явно заграничная; никакой щели или зацепки, чтобы открыть; везде черная лакированная ровная поверхность, и только сверху, на крышке, знак, в виде свернувшейся кольцом змеи с поднятой головой и выпущенным жалом. Выпученные глаза змеи зловеще смотрели на предводителя каманчей, острое жало тянулось к его носу, казалось, змея готовится к смертельному прыжку. Ипполиту Матвеевичу стало жутко, он выпустил шкатулку из рук и закрыл глаза руками.