Илья Риф - Великий комбинатор возвращается!

– Нет, выезжать будем пораньше: надо билеты взять, осмотреться, да и могут возникнуть разные непредвиденные обстоятельства.

– Как скажете, кок Бразаскис! – шутливо ответил Бендер.

После ужина засобирались в дорогу: одежду и другие вещи уложили в большой фибровый чемодан, документы, деньги и золотую серьгу – бывший пират снял ее, чтобы не привлекать лишнего внимания к своей особе, – спрятали в потайной внутренний карман пиджака.

Мадам Грицацуева преподнесла отбывающему гостю пакет с дорожной едой: пирожки и вареная курица, как она справедливо считала, были незаменимой едой в поезде.

Прослышав об отъезде Рудика, Ибрагим, – мы помним, что он так называл гостя, – вышел из детской комнаты, обнял своего недавнего пленника за шею и, со словами: « В скитаниях по морям пригодится, кок!», подарил ему свой любимый компас.

Кок от нахлынувших чувств чуть не прослезился, но эмоции сдержал, и пригласил все семейство к себе в гости.

– Я вызову вас телеграммой, – сказал расчувствовавшийся пират, усадив Ибрагима к себе на колени и поглаживая его по кудрявой голове.

В девять часов вечера Остап Бендер и бывший капитан пиратского парусника Сэмюэль Смолл сели в черным «Форд» и отправились на железнодорожную станцию.

Билет в купейный вагон купили без проблем, а за воспоминаниями вместе пережитых событий, время до прибытия поезда прошло незаметно.

– Пишите, – Лондон, до востребования, Бразаскису! – кричал из окна вагона тронувшегося поезда капитан.

Остап Бендер печально смотрел в хвост удаляющегося состава, – вместе с ним уносилась еще одна неповторимая страница жизни.

Вторую неделю над Бостоном бушевал жестокий шторм, проливной дождь превратил широкие улицы в бурные потоки грязи, через набережные, пирсы и молы перекатывались огромные волны, выбрасывая на сушу водоросли и поднятый со дна мусор, ураганный ветер ломал деревья, переворачивал машины и срывал крыши с домов, – Атлантический океан, вступая в весну, показывал свой буйный нрав!

Переработка грузов в Бостонском порту, в связи со сложными погодными условиями, была приостановлена. Сухомлин Алексей Антонович уже целую неделю не выходил на улицу; питался он в дешевом бистро на первом этаже своего дома, а чтобы как-то скоротать время и отвлечься от тяжелых раздумий, читал газеты, которые брал у консьержа, эмигранта-поляка. Боцман подошел к окну – лил проливной дождь, по улице, поднимая волны, медленно проезжали автомобили, изредка пробегали редкие прохожие в резиновых плащах и с выгнутыми навыворот зонтиками, – о прогулке на свежем воздухе не стоило и думать. Развернув газету, моряк просматривал заголовки статей, но мысли его были далеко: он представил родной Черноморск, уютный домик в рыбацкой слободке, приветливую хозяйственную жену, и непреодолимое желание все бросить и отправиться в путь овладело им. И вдруг его взгляд скользнул по крупному газетному заголовку: «Мафиозные войны».

Сосредоточившись, боцман приступил к чтению: в статье бойкий репортер преподносил публике красочные картины расправы конкурентов над крестным отцом Чикагской мафии доном Базилио. Также были убиты и все члены этой семьи, как в Чикаго, так и в Бостоне, в том числе, и дон Винченцо.

– Этот тот Винченцо, которому дон Базилио приказал доставить в Чикаго юного Карло, своего любимца, – осенило Алексея Антоновича. – Это он отправил в Россию грека-бандита, а его оставил заложником в Бостоне; теперь оба бандита убиты, можно спокойно отправляться домой. Прямо сейчас в порт!

Боцман подошел к окну, – на улице продолжал бушевать шторм.

– Придется отложить поход в кадровое агентство на завтра, – решил Сухомлин. – Наверняка, в порту по погодным условиям задержались суда, следующие в Россию. Только бы шторм прекратился!

Утро над Бостоном было хмурым, но дождь прекратился, ветер умерил свой пыл и, хотя был еще довольно сильным, опасности для пешеходов не представлял. Алексей Антонович, позавтракав кофе и большим хот-догом, отправился в Морское кадровое агентство, – он намеревался наняться матросом на любое судно, следующие в Россию. В агентстве, несмотря на раннее время, было людно: у стеклянных стоек толпились моряки разных национальностей и специальностей. Боцман Сухомлин, встав у одной из стоек, терпеливо ждал своей очереди; наконец, черед его пришле, и клерк, сверкая безукоризненной лаковой прической и официальной улыбкой, принял у боцмана заполненную анкету и морскую книжку. Несколько минут клерк рылся в картотеке, а затем, улыбаясь еще шире, торжественно произнес: