Владимир Першанин: Мы умрем в один день

Фалеева по протекции Глинского, перевели дежурным газоспасателем, где трехсуточные выходные между дежурствами позволяли заниматься любым ремеслом.

Новая совместная деятельность оказалась довольно простой, хотя поначалу заставляла Фалеева нервничать. Он исполнял обязанности курьера. Забирал в определенном месте чемодан с лекарствами, получал билет на поезд и отвозил груз в соседнюю область. Лекарства эти являлись в основном наркотическими препаратами.

Лет пять назад он похоронил отца, умершего от опухоли в желудке, и знал, какие дикие мучения испытывают раковые больные. Наркотики крались у полупомешанных от боли стариков и старух, и это так не вязалось с хорошо выбритым доброжелательным лицом Глинского. Третьим в группе была Ирина Викторовна, старшая медсестра отделения, властная крупная женщина, которую Фалеев втайне побаивался, угадывая в ней жесткий и мстительный характер.

Нет, Фалеев не испытывал угрызений совести, что вместе с другими наживается на умирающих людях. Он не страдал комплексами еще с юности, когда тайком выгребал у сокурсников в техникуме мелочь из карманов и даже ни разу не попался.

Новую деятельность одобрила и жена, навар с первой же поездки превзошел все ожидания.

Прошел год. Компания процветала. Глинский щедро подмазывал кого надо, и проверки обходили отделение стороной. Фалеев, хорошо одетый, в сером костюме и ратиновом пальто, развозил челноком товар и деньги. Надушенный дорогим одеколоном и даже потолстевший от хорошей пищи, он не внушал подозрений и держал себя как ответственный работник городского масштаба. На него даже обратила внимание Ирина Викторовна и стала с ним встречаться на квартире своей одинокой тетки. Правда, в постели с громоздкой медсестрой Фалеев чувствовал себя не очень уютно из-за ее властного, почти мужицкого характера.

К концу года Фалеев купил «москвича», Ирина Викторовна съездила в турне по Средиземноморью, откуда привезла много тряпок, а Глинский вовсю строил двухэтажный коттедж. Фалеев ему завидовал. Считал будущие доходы и прикидывал, что через годок он сам сможет и сам замахнуться на такое строительство.

Но на пути заманчивых планов вдруг возникла серьезная неприятность…

Фалеев никогда и ни в чем не был азартным игроком. Он и сам потом не мог понять, как его обвели вокруг пальца, облапошили трое мошенников. Впрочем, это были профессионалы, и на удочку к ним попадались порой люди куда искушеннее, чем Фалеев.

Они сели на разных станциях. Красивая рыжая женщина в кожаном плаще и двое упитанных, хорошо одетых мужчин лет за сорок. Они выглядели такими солидными советско-партийными работниками, как Фалеев, и внушали доверие.

Женщину звали Вика, свою роль она играла великолепно. Умная, ироничная, без предрассудков, она сразу же приняла ухаживания Фалеева. Ее умелые поцелуи и гибкое, обволакивающее тело были полны страсти и неутоленного желания. Когда ошалевший и немного выпивший Фалеев «созрел», его так же умело взяли в оборот два шулера, с которыми, капризничая, села вначале поиграть в карты красивая Вика. Как под гипнозом, то проигрывая, то вновь возвращая утерянные суммы, Фалеев просадил выручку от продажи целого чемодана наркотиков.

К моменту, когда уплывали последние деньги, он почти ничего не соображал и победитель великодушно оставил ему двадцатку. Потом, раскланявшись, они опять сошли на разных станциях. Рыжая красавица какое-то время оставалась с Фалеевым и даже отдалась ему. Может, удерживая от скандала, а может, потому, что он ей просто понравился как мужчина.

Такого удара Фалеев еще не испытывал. Он растерялся и повел себя неправильно. Конечно сумма была большой, но ее следовало немедленно возместить. Снять деньги со сберкнижки, занять у родни, продать, наконец, все золото в доме и японский двухкассетник, без которого можно прожить.

Вместо этого, он путано и многословно рассказал компаньонам о том, что в поезде его, якобы, обворовали и просил деньги списать. Фалеев даже напомнил, что целый год он добросовестно работал, рискуя свободой, и вправе рассчитывать на снисхождение.

— Как это списать? — не понял Глинский. — Ты в своем уме?

А Ирина Викторовна пришла в ярость. Оба компаньона не поверили Фалееву, догадываясь, что он скрывает какую-то темную историю. А Глинский и старшая медсестра вполне допускали, что Фалеев мог просто-напросто присвоить.

— Даем тебе сутки, — теряя обычную корректность, Глинский звонко припечатал ладонь к полированному столу, — деньги должны лежать вот здесь. Свою долю ты знаешь, оставь ее себе.