Владлен Чертинов - Воскрешение Лазаря

— Нет, не хочу. Я заявление написал, — ответил Геннадий, осознавая всю неуместность своего поведения.

Приняв листок, милиционер отнес его в дежурку.

— Это все? — спросил Кауров, когда страж с дубинкой снова появился в дверях.

— Все.

— А зарегистрировать?

— Зарегистрировал.

— Точно зарегистрировали?

— Пошел в жопу!

На этом общение с милиционером было закончено. Кауров не знал, что ему еще делать в органах внутренних дел. Да и вообще плохо представлял, как жить дальше.

Выйдя на улицу, глотнул порцию свежего, невонючего воздуха. Вместе с ним в Каурова снова просочился исчезнувший было страх. Куда теперь? Ноги сами за него все решили. Они опять привели Геннадия на Московский вокзал. Там, возле ларька шавермы, на лавочке, будто и не уходили никуда, сидели все три вчерашние тетки с табличками на груди. Знакомая великанша при виде Каурова почему-то ойкнула.

— Ой, опять ты!

Геннадий молча протянул ей восемьсот рублей. Женщина молча взяла их и повела клиента привычным маршрутом…

…Оказавшись в знакомой квартире, Кауров прямо с порога побежал на кухню к телефону.

— Полина! Это повторилось. Они продолжают гнаться за мной. Тот здоровый, щербатый, в футболке, который с картошкой… Это очень опасно! Бери Васю, вещи, все деньги, какие есть, и поезжай в Лугу. Ключ от дедова дома — в ящике моего стола. Я тоже приеду туда. Завтра, как можно раньше. Там мы будем в безопасности.

— Гена, ты уверен? Ты был в милиции?

— Был. Они не хотят этим заниматься. Они мне не верят. Сволочи. Полина, умоляю, сделай, что я прошу! Ты сделаешь? Ты поедешь в Лугу?

Жена не сразу ответила.

— Но я не помню адрес.

— Заречная, 12. От жэдэ вокзала возьми такси.

— Хорошо, — наконец выдавила из себя жена, — мы приедем завтра утром.

Кауров положил трубку и только сейчас заметил, что рядом с ним стоит квартирная хозяйка с вытаращенными от удивления глазами.

— Случилось чего? — спросила она у Каурова.

— Случилось.

— Может, надо чего? У меня есть милиционеры знакомые.

Но Кауров, услышав про милиционеров, только поморщился.

— А ты вот что, — пришла вдруг ему в голову шальная мысль, — приведи-ка мне на ночь своих студенток!

…Девочки оказались так себе. На любителя. Великанша запустила их в комнатуху Каурова в полпервого ночи.

— Это вот Маша, а другая Наташа, — представляя девушек, квартирная хозяйка подмигнула Геннадию. Обе проститутки были в черных лосинах. Но если на худенькой Маше они смотрелись вполне органично, то Наташу, которая весила, должно быть, килограммов восемьдесят, несколько уродовали. Ее тяжелый и мясистый зад в этих лосинах угрожающе вываливался во все стороны из-под зеленой футболки, перетянутой на поясе замшевым ремешком. Крупные черты лица и мощные выпуклости на теле делали Наташу похожей на героинь художника Кустодиева. Сходство довершали длинные белые кудри, которые эта русалка легкого поведения распустила по плечам.

Встретив обеих девушек на улице, Кауров не обратил бы на них внимания. Но сейчас ему не приходилось выбирать.

— Мне, девчонки, очень плохо сейчас, — признался Геннадий, едва за хозяйкой квартиры захлопнулась дверь. — Хочу забыться на несколько часов. Снять напряжение. Вот зачем я вас позвал.

— Ладно, — сказала Маша и начала стаскивать лосины.

— Только за оральный секс — двойной тариф, — предупредила Наташа и достала из сумочки коробочку презервативов.

— А вы правда гимнастки из Лесгафта? — спросил Геннадий.

Девушки переглянулись. Потом Маша кивнула. А Наташа честно призналась:

— Я не гимнастка, а толкательница ядра.

Кауров шагнул к проституткам. Все втроем неловко рухнули на софу так, что пружины жалобно взвизгнули. Началась куча-мала. Геннадий стаскивал с толстого зада Наташи лосины вместе с черными большими трусами. Маша, фальшиво постанывая, расстегивала ему пуговицы на ширинке. Наташа остервенело вскрывала ногтями упаковку презерватива. Руки, ноги и головы трех человек начали сплетаться в причудливый узел. Кауров и не заметил, как очутился в Наташе. Он намотал ее русалочьи волосы на правый кулак, уткнув девушку лицом в грязную обивку софы. А пальцы левой руки вонзил в склизкую промежность Маши.

…Текли минуты, лоб покрывался испариной, но радость секса не наступала. Устав впустую совершать одни и те же механические движения, Геннадий вылез из Наташи, вытащил пальцы из Маши. И, тяжело дыша, откинулся спиной на висящий на стене гобелен.