Анатолий Ковалев - Кровавый источник

Проехав полпути, увидел на трассе голосовавшую девушку, совсем малолетку, но проскочил мимо. В его положении лучше не светиться, тем более внешность у него очень приметная. Потом всю дорогу мечтал о ней. Представлял в разных позах. Материл себя за дурацкую осторожность.

Он понял вдруг, что и в самом деле не прочь бы задержаться на день-другой в этой близкой ему стороне, хоть бы и у матери в накренившемся домике. Но завтра он будет уже далеко. Сделает дело и будет далеко.

Вчера позвонил шурин. Коротко сообщил: «Пора». Пора так пора. Он давно ждал этого момента. Рука не дрогнет. Разве что похолодеют руки и лицо примет мертвенный оттенок. Это всегда так. Потом проходит.

Вот уже впереди замаячили знакомые дома Сортировочной. При въезде в город стал накрапывать дождь, будто горючими слезами встречал его.

Он остановил машину у ближайшего таксофона. Крикнул в трубку:

— Шурин! Я здесь! Где клиент? Понял. Нет, заезжать не буду. Подскочу прямо туда. Да что тут обговаривать? В первый раз, что ли? Потом поговорим.

Нажал на рычаг. Набрал другой номер.

— Привет, старина! Узнал? Я — в городе. Знаю. Все знаю. Сейчас еду прямо туда. Твои ребята не подведут? Ладно, ладно, успокойся! Е… я в сраку твою осторожность! Главное, чтобы ребята были на месте!.. Дать знак? Хорошо. Как сделаю дело, махну из окна какой-нибудь тряпкой — что под руку попадется. Будет время. Ну, давай! До скорого!

Повесил трубку. Немного размялся, как футболист перед выходом на поле. Даже несколько раз присел. Потом пробежался к машине.

Дождь пошел сильнее.

Она все-таки уговорила его переехать в загородный дом. Стар был уже неузнаваем. Частенько заговаривался. Не понимал, где находится. Болезнь прогрессировала.

Светлана поняла, что процесс пошел дальше, после воспоминаний о школе, после того, как она его побила. Теперь он беспрекословно подчинялся ей, как медсестре. Она наметила в выходные привезти к нему психиатра.

Она опять перебралась к себе, на Московскую горку, в двухэтажную квартиру и привезла с собой Чушку. Дима, правда, просил оставить ему хотя бы собаку, но она решила, что так будет хуже и для него, и для собаки.

Первый день своего пребывания в загородном доме Дмитрий Сергеевич просидел в гостиной, где не было шкафов. Шкафы почему-то особенно пугали его. Правда, один раз он все-таки отлучился в спальню и долго рылся в старых вещах, пока не нашел на самом дне выдвижного ящика аккуратно сложенную вчетверо белую тряпку. Когда он ее развернул, тряпка оказалась старой волейбольной майкой с черным ангелом на груди.

Он едва в нее влез. А ведь еще лет восемь назад была в самый раз. Подошел к трюмо. Пузо выпирает. Никуда не годится! С таким пузом не подпрыгнешь высоко, не вколотишь мяч в площадку противника! Он вдруг заметил слева, под самым плечом цифру «1», и она его здорово рассмешила.

— А у Андрюхи был второй номер! Всю жизнь второй! И в волейболе, и в любви, и в… — не закончил. Осекся.

Ему вдруг показалось, что внутри платяного шкафа постучали и умоляющий голос попросил:

— От-открой!

И другой голос ответил первому:

— Да хрен он тебе откроет! Ты что, Диму не знаешь?

Дальнейшего разговора он не слышал, потому что в ужасе выскочил из спальни и стал метаться по всему дому. Но всюду, где бы ни находил он убежище, все громче и громче звучало: «От-открой! От-открой!» До бесконечности.

Наконец, выбившись из сил, он свалился на ковер в гостиной и тут уже слышал только собственное свистящее дыхание. По вискам струился пот. Старая майка расползлась по швам, но он ее не снял. В ней он был первым, в ней он был «ангел»…

Вечером даже поужинал вместе с охранниками. Двое молодых парней косились на его «ангела» и переглядывались между собой. Завидовали! Все-таки психическая форма!

Потом он слушал в гостиной музыку. Средневековые мандолины. И больше ничего.

Спать не хотелось. Скука охватила Дмитрия Сергеевича. Беспросветная скука.

— А вот пойду и открою! — произнес он наперекор кому-то после того, как часы в гостиной пробили полночь. — И нечего тут бояться! Я давно не видел ребят! А поговорить все равно не с кем! Они ведь мне не чужие все-таки! — так уговаривал он себя, а затем осторожно, на цыпочках прошел в спальню.

В спальне было темно и тихо. Он зажег ночник и сел на край кровати против платяного шкафа. Голоса больше не мерещились. Тогда он осторожно постучал кулаком в шкаф и спросил:

— Вы еще здесь?

Ему не ответили. Он повернул в замочной скважине крохотный ключик и резко распахнул дверцу. Внутри было пусто, только висел на вешалке его старый костюм да несколько галстуков болталось с внутренней стороны дверцы.