Елена Грушко - Следствие поручено мне. Повести о милиции

Все это он и хотел поведать Саньке здесь, в уютном уголке зала ожидания. Конечно, не в таком свете, побойчее, захватывающе. Залетаю — руки вверх, они — хлоп на пол, бери, родимый, что хочешь, только не стреляй. Но решил, что ничего рассказывать не надо, пусть детали восполнит Санькино богатое воображение.

— Как видишь, — кивнул он на бутылку.

Вот когда первый раз проснулся страх в душе Милютина, вот, пожалуй, когда он впервые подумал: «Так я пью ворованный коньяк! Юрку уже, наверное, ищут. Лучше бы он мне сегодня не встречался».

— Черта с два найдут! — будто подслушав его мысли, подхлестнул Юрка. — Милиция, милиция… поначитались все детективов. Там все просто: раз-два, прихлопнули. А что милиция? Такие же олухи, как мы с тобой. Я нарочно еще по всем кинотеатрам шлялся, по всем универмагам толкался. Думаешь, это просто — одного в толпе найти? Попробуй-ка. Вот нас тут сколько в этом зале. Угадай, кто в командировку едет, а кто от алиментов бежит!

— Ну и что… много… взял на лапу? — Саня долго подыскивал слово. Украл — как-то мелко, грабанул — страшновато, а говорить хотелось уже в приблатненном тоне. Подвернулось, ему показалось, подходящее словечко.

— Во! — Юрий показал уголок пачки денег. Это были его отпускные, но хотелось ошеломить приятеля. Слабость того он знал хорошо. И точно, при виде денег Санька приободрился, его круглые испуганные глаза засветились:

— И сколько тут?

— Не считал. Сколько есть, все мои.

— Слушай, будь другом, полсотни дай, а?

Юрий посмотрел на него пристально, разыграл удивление:

— То есть как это — дай?

— Чес-слово, отдам. Вот приеду к себе, аванс возьму и отдам.

— Дурак ты, Саня, вот что я тебе скажу.

— Почему — дурак?

— Потому. Забыл, о чем говорили раньше, до отпуска?

Он не забыл. Он надеялся, что Юрка забудет. Думал, что это будет еще когда-нибудь, неизвестно когда. А помечтать про большие деньги — почему нет? Это можно и сейчас.

Оружие достал он, Милютин, и достал совсем случайно. Щитовой домик, где он квартировал, сгорел дотла. И сосед его, сверхсрочник, сгорел в нем. В огне раздалось несколько выстрелов, те, кто пытался гасить огонь, разбежались. Решили, что этот прапорщик пришел к себе домой с автоматом, выпил и уснул, не потушив папиросу. Потом, в золе, нашли спекшуюся железку, похожую на часть автомата, и номер, который числился за прапорщиком, списали.

В тот день Милютина не было дома, он был в отъезде. Вернувшись, он узнал, что все его пожитки: костюм, приемник, пластинки, рубахи — все сгорело, остался в чем был. Жалко было и соседа, хорошего парня, но любившего в последнее время «поддавать». И только спустя неделю, готовя дровяной сарай под временное жилье, Милютин обнаружил в уголке куртку, а под ней — оружие. Видимо, сосед не занес его в дом с собой, а забыл в дровянике. Что было делать? Сосед сгорел, автомат списан. Нести его сдавать: вот, мол, нашел — глупо. Хоть пострелять из него вволю, на охоту сходить, что ли.

И Милютин поделился и горем, и радостью находки с Зубаревым.

С Юрием Зубаревым они были не то чтобы друзья, скорее приятели. Вместе работали раньше в ресторане. Милютин играл в оркестре, Зубарев поварил на кухне. Они были на удивление разными. Милютин — шумный, круглолицый, острячок на язычок, Зубарев — светлоглаз, молчалив, вдумчив. И попали они на Курилы по-разному. И влекло их сюда разное. Милютина занесла сюда легкая, бездумная жизнь. Раньше служил здесь, потом поехал домой, в Оренбург. Женился, разошелся. Куда податься? Поехал себе назад — на Курилы. Зубарев приехал с целью: заработать деньги на кооперативную квартиру в Москве.

А чего? На материке ни коэффициента, ни отпуска, а здесь — лафа. Поедешь в отпуск — человек с деньгами. На камбузе их заработал или на капитанском мостике — это не важно. Несмотря на молодость, Юрий был на редкость целеустремлен. Но и островного заработка — 455 рублей в месяц — ему было мало. Счет на книжке рос медленнее, чем хотелось бы.

Зубарев сразу, увидев автомат, сказал Милютину:

— Дай сюда!

— Дудки! Сам еще поохочусь.

— По-о-хочусь! Валенок. Да первый инспектор отымет у тебя его. Еще и срок получишь за незаконное хранение, понял? А с автоматом знаешь, какие дела можно делать? Не здесь, конечно, а там, на материке.

Милютин подумал. С одной стороны, конечно, жалко такую вещь дарить, а с другой — зачем ему она? Ну, нашел и нашел.

— Ладно. Давай сто рублей, пусть он у нас будет общим.

С того дня между ними появился некто третий — безымянный, бездушный. Кусок железа и дерева. Но он будил воображение, толкая к чему-то запретному, недоступному. И сладкие мысли о больших деньгах нередко прерывались страхом: «А вдруг найдут, вдруг ищут уже. Вдруг проболтаюсь где-нибудь». И тоска, и злость на своего уравновешенного приятеля не давали Милютину спокойно жить.