Андрей Воронин - Спецназовец. Точка дислокации

Юрий Якушев вел машину медленно, до боли в глазах всматриваясь в освещенную фарами обочину, чтобы не пропустить описанные Саблиным приметы — старый дуб и километровый столбик с отметкой «48». Рядом посапывал носом и вонял перегаром задремавший Баклан. Сетка трещин на ветровом стекле напротив его лица то и дело наливалась светом, вспыхивая затейливым электрическим узором, как новогодняя гирлянда в витрине магазина. Это происходило, когда свет фар едущей следом «Лады», пронзив салон «бентли» навылет, как пуля, попадал на многочисленные грани разбитого триплекса, заставляя их вспыхивать и переливаться. Данное явление, при всей его неоспоримой красоте, слегка раздражало Спеца, поскольку существенно ухудшало обзор.

Сразу за поворотом справа от дороги над спутанной гущей подлеска воздвигся дуб — древнее могучее растение, из-за своей чудовищной толщины казавшееся приземистым. Мощные корявые ветви распростерлись далеко в стороны почти параллельно земле, похожие в свете фар на щупальца окаменевшего гигантского спрута, густая крона все еще была рыжей от мертвых листьев, которые упорно не желали опадать. Юрию подумалось, что Саблин не соврал: ошибиться и впрямь было невозможно. Он поехал еще медленнее, а когда впереди показался белый столбик с табличкой, на которой поблескивали нанесенные световозвращающей краской цифры четыре и восемь, съехал на обочину и остановил машину.

— Подъем, птица, — сказал он вполголоса, — приехали.

— Да я и не сплю, — тоном оскорбленной невинности заявил Луговой.

Это живо напомнило Юрию случай, когда во время занятий по радиообмену в учебном центре спецназа ГРУ один из курсантов задремал под пение морзянки в наушниках, да так крепко, что буквально сложился пополам, свесив голову под стол. Рука его при этом осталась на столе и не только не выпустила карандаш, но и продолжала конвульсивно подергиваться, как будто ее владелец даже во сне не перестал принимать бесконечную учебную радиограмму. Будучи уличенным в том, что беззастенчиво дрыхнет, и поставленным по стойке «смирно», бедняга под хохот присутствующих почти так же возмущенно, как это только что сделал Баклан, объявил: «Я не спал».

Якушев подавил вздох. С тех пор утекло так много воды, что те дни вспоминались с трудом, а то, что вспоминалось, виделось неясно, как сквозь запотевшее стекло. Да и стоило ли вспоминать? Зеленый книжный мальчик, живший на три четверти придуманной жизнью в воспринимаемом сквозь призму мировой художественной литературы мире, давно перестал существовать. А мужчина, в которого этот мальчик превратился, напоминал его разве что внешне, да и то, прямо скажем, не очень — все течет, все изменяется…

Рядом, коротко прошуршав покрышками по утрамбованной песчано-гравийной смеси обочины, остановилась серебристая «Лада». Из-за руля выбрался Жук; правая передняя дверь тоже открылась, и оттуда вышла Даша. В мрачноватых багровых отсветах собственных стояночных огней Юрий увидел, как она, что-то коротко сказав Жуку, обошла машину спереди и села за руль. Якушев опустил стекло, и подошедший Жук, склонившись к открытому окну, вполголоса спросил:

— Тут?

— Если этот слизняк не соврал, то тут, — слегка пожав плечами, ответил Юрий. — Шлагбаум найдешь — считай, что на месте.

— Не факт, — проворчал в уютном полумраке пропахшего водочным перегаром салона хмурый спросонья Баклан. — Мало ли в России шлагбаумов!

— Напьемся — разберемся, — пообещал Жук. — Пера нормального нет, пацаны?

— Нет, — с сожалением сказал Юрий.

— У сороки из хвоста выдерни, — посоветовал Баклан, хотя знал, конечно же, что речь идет о ноже. — Она сейчас спит, так что сопротивляться не станет — даже ты справишься.

— Что ж, как сумеем, так и сыграем, — выдал очередной афоризм Жук и взвесил на руке прихваченную из «Лады» монтировку. — Пока, служивые. Значит, десять минут, а дальше — по обстановке: либо так, либо эдак…

Не дожидаясь ответа, он ровной походной рысцой побежал по обочине, а потом, одним прыжком перемахнув кювет, скрылся в лесу. Юрий выключил зажигание и погасил фары. Мгновением позже освещавшие салон «бентли» фары серебристой «Лады» тоже погасли, и стало понятно, что рассвет уже не за горами: вместо ожидаемой кромешной тьмы в салоне наступил полумрак, в котором уже можно было с грехом пополам различить очертания предметов. Баклан завозился на сиденье; Юрий услышал мягкий щелчок дверного замка, и в прогретый салон потянуло холодком.