Андрей Воронин - Спецназовец. Точка дислокации

— Так точно, — согласился капитан тоном, выражавшим сдержанное преклонение перед стратегическим гением руководства.

— Данаец думал, что на этом все кончилось, — продолжал Курбанов. — На самом-то деле это было только начало. Вам это должно быть известно, Николай, это ведь азы: заставьте человека совершить всего один неблаговидный поступок — и он ваш на веки вечные. На нем ошейник, поводок у вас в руке, и умный человек может удерживать контроль бесконечно долго, пока самому не надоест. И тогда — оп-ля! — поводок превращается в удавку…

Курбанов резко сжал кулак и сделал вращательное движение кистью, как бы наматывая на нее воображаемый поводок.

— Попробуйте как-нибудь, — посоветовал он, — поэкспериментируйте, потренируйтесь. Уверен, это пригодится вам не только по службе, но и в личной жизни. Только, чур, не пытайтесь использовать в качестве поводка мою сегодняшнюю откровенность!

— Что вы, товарищ генерал! Разве можно?..

— Правильно, нельзя. Потому что небезопасно. Вот вам еще один совет: перед тем как набросить петлю на чью-то шею, убедитесь сперва, что жертва не порвет вас на куски вместе с вашим поводком. Вообще, воспринимайте эту беседу как лекцию. В конце концов, я как начальник обязан заботиться о вашем профессиональном росте, а не только отдавать приказы, распоряжаться и гонять вас за кофе.

— Благодарю вас, товарищ генерал. Ваш опыт…

— Мой опыт подсказывает мне, что я уже успел изрядно утомить вас своей болтовней. Отставить пререкаться со старшим по званию! Не хитрите, Николай, я вижу вас насквозь. Думаю, вам не надо объяснять, что моя лекция, помимо чисто познавательной, имеет и другие цели. И главная из них — чтобы вы поняли, насколько важна эта операция, как глубоко она уходит корнями в прошлое, какая сила нам противостоит и как много в исходе всего дела сегодня зависит от вас и ваших людей. Настал ключевой момент, пик противостояния, и пусть малочисленность противника не вводит вас в заблуждение — то, что задумали эти люди, им по плечу, они вполне способны пустить насмарку все наши труды. Поэтому повторяю: не светиться, не ослаблять бдительность, выжидать до последней секунды, подпускать вплотную и бить на поражение. И чтобы никакой пальбы! Незачем пугать соседей, они уважаемые, немолодые люди и не любят просыпаться под звуки перестрелки. Оружие малошумное, лучше всего — с оптикой… ну, не мне вас учить, это азы. И чтобы никто не ушел. Да, и последнее. Если вдруг что-то пойдет не так, не по-нашему… В общем, этот, в подвале, не должен выйти оттуда живым. Все, капитан, я вас не задерживаю. Еще раз проверьте посты, если надо — усильте. А за час до рассвета, скажем, — он посмотрел на часы, — ну, скажем, в пять тридцать весь личный состав до последнего человека должен быть на местах и в полной боевой готовности. Возможно, это лишнее, но объявите людям, что каждое смертельное попадание будет поощрено премией в размере двух месячных окладов.

— Есть, товарищ генерал! — вскочив, вытянулся в струнку дежурный.

— Я имею в виду, конечно же, попадание в противника, а не в сослуживца, который вчера обыграл вас в карты, — счел возможным сдобрить жесткий приказ сомнительной шуткой Виталий Адамович.

— Так точно. Разрешите идти?

— Ступайте…

Капитан забрал свою чашку и вышел, деликатно стуча каблуками. Наблюдать за тем, как высокий и широкоплечий человек в приличном цивильном костюме пытается идти строевым шагом и при этом не топать, как на плацу, было довольно забавно. Курбаши подождал, пока за дежурным закроется дверь кабинета, и только потом позволил себе улыбнуться. Он потянулся за кофейником, но тут из коридора послышался какой-то глухой шум, короткий треск и печальный звон разлетевшихся осколков.

«Сто раз собирался убрать любимый сервиз подальше от этих криворуких орангутангов, — с досадой подумал генерал. — Физрук, трудовик и вышибала… Кто бы говорил! Сам пустую чашку в руках удержать не может, а туда же…»

Он подождал, прислушиваясь, но в коридоре было тихо. Никто не звенел осколками, собирая их в ладошку, никто не матерился сквозь зубы и даже не топал по коридору в сторону лестницы, рассудив, что боевой приказ важнее разбитой фарфоровой чашки. Можно было подумать, что растяпа-дежурный так и стоит там, за дверью, замерев от ужаса на одной ноге, над лужицей кофейной гущи, поблескивающей среди тонких полупрозрачных черепков.

Кадровый офицер ФСБ с приличным опытом оперативной работы, оцепеневший от ужаса при виде разбившейся чашки, пусть себе и генеральской… В нарисованной воображением картинке — как он стоит в нелепой позе посреди пустого, ярко освещенного коридора в своем цивильном костюме, с кобурой под левой полой пиджака, неподвижный, словно изваяние из музея восковых фигур, — было что-то до того неестественное, что на генерала повеяло ледяным сквознячком мистической жути. Бред, сказал он себе, глупая нелепица. Ну споткнулся, ну разбил чашку… Тихонько собрал осколки и так же тихонько, на цыпочках, ушел по своим делам. Это все-таки оперативник, а не парнокопытное, с чего ему шуметь?