Андрей Воронин - Спецназовец. Точка дислокации

Жук молча протянул Баклану руку, помогая встать, и он, время от времени ошалело встряхивая головой и трогая челюсть, последовал за девушкой, привычно отдавшись на волю того, кто говорил приказным тоном.

После третьего стакана холодной воды, вылитого на голову, Саблин наконец-то открыл глаза. Он попытался шевельнуться, но не тут-то было: в перерывах между водными процедурами Юрий благоразумно подстраховался, связав его по рукам и ногам. Хозяйство господина Саблина было хозяйством холостяка, не склонного к рукоделию и неблагодарному домашнему труду; в нем не нашлось ни провода, ни бельевой веревки, так что руки ему пришлось связать поясом от банного халата, а ноги — брючным ремнем. Упакованный таким манером, он лежал на ковре посреди собственной спальни. Якушев склонился над ним, держа в правой руке пистолет, а в левой махровое полотенце, приготовленное на тот случай, если Виктору Александровичу вздумается звать на помощь соседей.

— Доброе утро, соня, — приветствовал его Спец. — Я бы с удовольствием позволил тебе поспать подольше. Прямо скажем, я бы не возражал, даже если бы ты уснул вечным сном. Но у меня есть к тебе пара вопросов, поэтому придется еще пожить. Сколько именно, зависит, как ты понимаешь, исключительно от тебя.

По полу тянуло ледяным сквозняком из выбитой балконной двери, и обильно увлажненный стараниями незваного гостя Саблин начал понемногу понимать, что чувствовал перед смертью генерал Карбышев, которого фашисты заморозили насмерть, поливая водой на морозе.

— Судя по твоему поведению, ты меня узнал, — сказал Якушев. — Значит, сам знаешь, что меня интересует.

— Никого я не узнал, — огрызнулся Саблин. — Просто испугался от неожиданности. Шестнадцатый этаж, и вдруг голый мужик на балконе!

— Что ж ты с такими слабыми нервами в телохранители-то полез? — сочувственно вздохнул Спец. — Небось и болевой порог низкий… Проверим?

С этими словами он затолкал полотенце в рот пленника, сдернул с постели подушку, положил Саблину на колени и упер в нее ствол пистолета. Виктор Александрович ощутил, как стальное дуло давит на коленную чашечку сквозь толстый слой синтетического наполнителя, и замычал, отчаянно мотая головой, в предчувствии нестерпимой, невообразимой, убийственной боли.

— Грамотный, — с одобрением констатировал Спец и отнял пистолет от импровизированного глушителя. — Тогда послушай — просто для ясности, чтобы не отвлекаться на посторонние предметы. Слушай внимательно, повторять я не стану. Так вот, приятель, ты знаешь, кто я и чем занимался последние три дня, по одной простой причине: ты меня видел на даче генерала Логинова. Это ведь ты тогда принес сумку с оружием, верно? Я-то думал, это простой охранник, а это, оказывается, был сам начальник личной гвардии господина Шапошникова! Если б знал, не стал бы, как дурак, торчать на балконе в чем мать родила, а сразу бы вломился сюда, как Дракула… Я ведь пришел к тебе, чтобы узнать координаты того охранника, а тут — такой сюрприз. Глупо вышло, но все хорошо, что хорошо кончается, верно?

Саблин почел за благо оставить этот вопрос без ответа, тем более что он лично не видел в сложившейся ситуации ничего хорошего.

— Ты, единственный из всей охраны, во время нашего разговора неотлучно торчал под дверью, — продолжал Юрий. — Таким образом, только ты, помимо генерала, своего хозяина и нас, знал время высадки, цель и маршрут группы. Никто из нас дагестанцев предупредить не мог: мы все время были друг у друга на глазах, и никто даже в руки не брал ничего, что хотя бы отдаленно напоминало телефонную трубку. Значит, подозреваемых остается всего трое…

— Вот у тех двоих и спрашивай, — буркнул Саблин, воспользовавшись тем, что Спец вынул у него изо рта полотенце.

Разочарованно вздохнув, Юрий вернул полотенце на место, вдавив поглубже, чтобы пленник его не выплюнул.

— Спрошу, — пообещал он. — Большого смысла я в этом не вижу, но спрошу — просто так, для порядка, чтобы соблюсти формальности. Ответ известен нам обоим, но, если ты настаиваешь, придется побеспокоить уважаемых людей, которым, согласись, совершенно незачем стучать на себя самих. Но — спрошу, спрошу… А пока я буду спрашивать, ты полежишь здесь, на холодке, и подождешь моего возвращения. За это время ситуация почти наверняка усугубится, и мое настроение, соответственно, ухудшится, причем значительно. Поэтому, когда вернусь, я уже не буду таким нежным и обходительным… А?