Андрей Воронин - Слепой. Я не сдамся без боя!

Помимо чертика, в кабине имелось великое множество старых, запиленных компакт-дисков, которые сплошным рядом опоясывали ветровое стекло по периметру. Очевидно, хозяин машины либо исповедовал получившую в недалеком прошлом широкое распространение в шоферской среде дикую теорию, согласно которой компакт-диски будто бы способны отразить луч милицейского радара, либо находил это красивым. Упомянутая теория не подлежала ни критике, ни обсуждению; насчет красоты Глеб также испытывал определенные сомнения, а вот обзор данное украшение сокращало существенно, так что, усевшись за руль, он первым делом повыдергивал из-под резинового уплотнителя и побросал на пол все диски с левой стороны стекла.

В кабине пахло застарелым табачным дымом и бензином — не сильно, а в самый раз для того, чтобы даже человек, от рождения лишенный зрения, сразу понял: это вам не какой-нибудь «бентли», а честный отечественный автомобиль родом из Нижнего Новгорода. Глеб с детства любил этот запах, навевавший мысли о никем не считанных километрах пыльных и тряских дорог, как уже пройденных, так и тех, которые еще предстоит пройти. Зато Фархад, устраиваясь на пассажирском сиденье, вертел носом и принюхивался с таким недовольным видом, словно всю жизнь раскатывал из стриптиз-клуба в казино и обратно на заднем диване роскошного двенадцатиметрового лимузина. Он вел себя суетливо, все время рылся в карманах и поглядывал то на часы, то на дисплей мобильного телефона, как будто не доверял часам или ждал какого-то важного звонка. По твердому убеждению Глеба, ждал он напрасно: коль скоро маховик событий пришел в движение, набирая обороты, разговаривать с ним уважаемому Саламбеку стало уже не о чем.

Двигатель работал, как положено, но машина шла тяжело, с натугой — пожалуй, слишком тяжело для машины, нагруженной парой тонн фруктов. «Сколько же у меня за спиной этого добра?» — подумал Глеб и сейчас же прогнал эту мысль, поскольку она, хоть и бодрила, не прибавляла уверенности в себе. Подрывное дело он знал весьма поверхностно — на уровне ликбеза, как выражался Илларион Забродов; он мог благополучно отправить кого-нибудь вверх тормашками хоть на Луну, лишь бы хватило взрывчатки, но вот разобраться в том, чего навертел другой, более грамотный, чем он, подрывник, ему было тяжеловато.

Сделав пару ненужных поворотов и не получив никакой реакции с пассажирского сиденья, Глеб убедился, что его попутчик плохо знает Москву — вернее, совсем не знает, что было совсем не удивительно. Кто-то другой на его месте, впервые попав в чужой город и не имея возможности лично облазить все его уголки, верно, обложился бы картами, иллюстрированными схемами и наборами открыток и не расставался бы с ними ни днем, ни ночью, пока не затвердил бы всю доступную информацию назубок. Но Фархад Назмутдинов явно был не из тех, кто станет предаваться столь бессмысленному занятию, как заочное изучение города, в любую точку которого можно попасть, просто назвав таксисту нужный адрес.

Фархад дотянулся до приемника и включил радио. Передавали выпуск новостей; татарин опять потянулся к приемнику с явным намерением поискать какую-нибудь музыкальную волну, но Глеб шлепком отбросил его ладонь в сторону.

— Э, ты чего?! — немедленно вскинулся татарин.

— Не в такси, — сказал ему Глеб. — Тут кто за рулем, тот и музыку заказывает. Сиди, сохни и слушай — а вдруг про тебя что-нибудь скажут?

— …бытовой газ, — говорил из репродуктора молодой женский голос. — По предварительной версии, взрыв стал результатом умышленного повреждения внутриквартирного газопровода. Как сообщил нашему корреспонденту анонимный источник на Лубянке, есть подозрение, что до сегодняшнего дня в квартире проживал разыскиваемый за совершение ряда террористических актов уроженец Дагестана Саламбек Юнусов. Тело Юнусова в квартире не обнаружено…

Краешком глаза Глеб наблюдал за реакцией татарина, который сначала вздрогнул и напрягся, а потом, когда дикторша сказала, что уважаемый Саламбек жив, заметно расслабился. Парень явно побаивался остаться в этом чужом ему городе без командира и кормильца, один на один с идущими по его следу ищейками. Боялся он не того, чего следовало бояться, но Глеб не стал его об этом информировать.

«Ловко, — думал он, ведя машину кратчайшим путем в известное ему укромное, безлюдное местечко, расположенное не слишком далеко от конечной точки их маршрута. — Уже и раззвонить на весь свет успели. Интересно, как они пронюхали? Анонимный источник на Лубянке… Ишь ты! Звучит так, словно у редактора радиостанции вся наша контора лежит в заднем кармане джинсов: вынул, дал поклевать с ладошки, узнал, что надо, и спрятал обратно… Ловко! Общественный резонанс обеспечен, имя Юнусова опять на слуху, а он, как колобок, снова от всех ушел. Ловко! Только непонятно, зачем столько звона… То есть понятно, что кому-то хочется не только денег, но и скорейшего продвижения по службе, а тут такой успех: вычислили, выследили и заставили пуститься в бега самого Юнусова! Ловко, ловко, ничего не скажешь…»