Михаил Кривич: Бюст на родине героя

Вы знакомы с Геннадием Петровичем Жердяевым? Нет. Если вы столько раз бывали в Энске, должны знать. Пожимаю плечами. Повторяю вопрос: вы знаете гражданина Жердяева Геннадия Петровича? Нет. Вы пытаетесь ввести в заблуждение следствие! Пожимаю плечами. Хорошо, мы к этому еще вернемся, а сейчас такой вопрос: что вы делали на базе отдыха нефтехимического комбината? Встречался с генеральным директором. С товарищем Валиевым! Да, с Ринатом Гамизовичем.

Рот опера раскрывается шире обычного. Он явно не в курсе моих высоких связей и несколько смущен. Впрочем, он быстро оправляется от смущения: «разведчик должен преодолевать все заползающие в его душу мелочные обывательские мысли, так как они разлагающе действуют на революционера» — из той же брошюры. Кто может подтвердить вашу встречу с товарищем Валиевым?

Я не успеваю ответить, потому что звонит телефон и — сценарий плохого кино! — помощник Валиева почтительно произносит: соединяю вас с Ринатом Гамизовичем.

— Добрый день, слушаю вас, Ринат Гамизович.

У опера отваливается челюсть.

— Все в порядке? Как себя чувствуешь?

— Спасибо, Ринат Гамизович, все нормально.

— Чем занят?

— Да так. Тут у меня товарищ из угрозыска. Интересуется, что я у вас делал на базе отдыха.

— Что-о?!

— Спрашивает, что я делал у вас.

— Ну-ка дай ему трубку.

Я молча протягиваю трубку оперу. Тот привстает, коротко, по-военному представляется, внимательно слушает. Испуганное выражение на лице. До меня долетает гул из трубки — представляю себе, чем обвешивает разгневанный генерал несчастного опера. Да, Ринат Гамизович. Понял, Ринат Гамизович. Слушаюсь, Ринат Гамизович.

Опер возвращает мне трубку.

— Совсем обнаглели. Чтоб его духу у тебя не было!

Опер прячет блокнот и ручку, на цыпочках идет к двери, на пороге молча кивает мне и аккуратно прикрывает дверь за собой.

— Ушел?

— Ушел.

— Не беспокойся, сегодня же врежу кому следует, — говорит Валиев. — Чтоб отвязались от тебя. Это все дела Шика и его нового дружка из «Констеллейшн». Сегодня оба мне с утра звонили. Опять льют на тебя помои. Снюхались. А кстати, что ты ночью делал на кладбище?

— А вы, Ринат Гамизович, у Шика не спросили, что он там делал?

— Говорит, заехал положить цветы.

— И для этого могилу раскапывал?

— Вон оно что! Ну я этого гаврика прижму! Послушай, об этом после, при встрече. А сейчас вот какое дело есть. Мне доложили, что они опять собираются наведаться в товарно-сырьевой парк. Деньги будут раздавать.

— Ринат Гамизович, не по телефону бы…

— Плевать я хотел. Пусть слушают! Я не против, чтоб мои люди немного на этой сволочи заработали, только наглости не потерплю. Послушай, я мог бы задействовать вохру, но не хочу лишнего шума. Ты бы не мог их легонечко пугнуть?

— Надо подумать.

— Подумай. Если что-то еще узнаю, тебя поставят в известность. У меня пока все.

— Спасибо, Ринат Гамизович.

— Тебе спасибо. Будь здоров.

Кладу трубку. Хорошо иметь влиятельного союзника. Если просит, надо помочь. Но как?

Оперативные действия продолжаются.

14.15. Возвращается Артем. Весь сияет от самодовольства, словно переспал с принцессой крови. Что-то наверняка принес. Но молчит, ждет расспросов. Креплюсь, варю кофе, разливаю по чашкам. Наконец не выдерживаю.

Ну что? А ничего. Узнал что-нибудь? А то! Теперь уже не выдерживает Артюша — выкладывает что принес, а принес он немало.

Найти однокурсника оказалось легче легкого — он служит в городском управлении, подполковник, сейчас, между прочим, на нем дело Жердяева, по его мнению, безнадежно дохлое, типичный висяк. Натана Казака хорошо помнит, хотя деталей никогда не знал. В общем, так, залезли с подполковником в архивы, вытащили все, что можно вытащить. Артем сам листал дело — там все абсолютно прозрачно: хищение социалистической собственности в особо крупных, девяносто три-прим по трем полностью доказанным эпизодам, в общем, пятерик — это вполне по-божески, вполне могли бы влепить вдвое больше. В деле, как водится, полтонны бумаги, но зацепиться не за что.

Артем разводит руками: мол, на нет и суда нет, и народных заседателей. Я терпеливо жду. Ну что дальше, продолжает Артем, дальше подняли оперативно-розыскное дело, там тоже негусто, ну разве что одна бумажка… Какая бумажка? Да так, одна бумажка. Артюша играет со мной, как кошка с мышкой, и наслаждается своей игрой. Ладно, пусть поиграет.

Хорошая бумажка, полезная бумажка, хотя, в общем, ничего особенного… Куда я ее задевал? Артем медленно извлекает из внутреннего кармана бумажник и начинает в нем демонстративно рыться. Я делаю безразличное лицо и отворачиваюсь. Ага, вот она. Артем достает вчетверо сложенный листок, нарочито медленно разворачивает его, разглаживает сгибы и протягивает мне. Я вырываю листок из его рук.