Б. Седов - Судьба и воля

Видя играющие на лице Артема желваки, Палыч несколько сбавил тон. Подошел, тронул за локоть.

– Извини, дорогой, и пойми меня правильно. Для меня эта работа – единственная возможность подработать к пенсии. И терять ее из-за тебя, пусть ты хоть трижды прав, я не хочу и не буду. На Гиви пробу ставить негде, одни татуировки, все рыло в пуху. Кем он раньше был? Уркой! А сейчас? Честный бизнесмен! А до сих пор, побожиться готов, при одном только слове «менты» у него наверняка скулы судорогой сводит. Так что извини, не стану я гаишникам звонить. И тебе не советую. Разбирайтесь с этим Изотовым без милиции, если сможете. А нет… Мой тебе совет – плюнь и забудь. Здоровее будешь. О красавице-жене своей подумай, каково ей будет тебя, калеку, на инвалидной коляске катать?

– Аня мне пока не жена, – машинально ответил Артем.

– Вот если начнешь на рожон почем зря лезть, тогда точно никогда женой не будет! – назидательно предостерег пенсионер, подпустив в голос почти отцовские интонации. Помолчав пару секунд, добавил уже совсем спокойно:

– Ну, с голоду ты не умираешь, как я в детстве. Неужто у тебя денег не хватит самому машину отремонтировать, а?

– Хватит, наверное, – рассеянно отозвался Артем, чувствуя, как мгновенно и неотвратимо подействовало на него упоминание Палыча об Анюте. Словно ведро холодной воды в лицо выплеснули. Вернули на грешную землю… Неужели придется проглотить оскорбление этого наглого скота Изотова? Прав, тысячу раз прав этот героический старик, вынужденный трястись из-за страха потерять копеечную работу – будь проклято это волчье время!

– Ну, а раз есть, тогда не болтай понапрасну и займись ремонтом. Все полезней, чем зубами зря скрипеть, – вздохнул сторож, доставая из кармана потертого пиджачка мятую пачку с папиросами. – Такое уж сейчас блядское время, сынок, ничего не поделать… – закурив и выпустив дым, тихо прошептал сторож, задумчиво глядя куда-то вдаль. – Вот и молчим, когда нам морду бьют и когда грабят. Заорешь – себе дороже выйдет. Спасибо Горбатому с Ельциным! Чтоб им самим и всем ихним холуям век очко наждачной бумагой подтирать… Ну что, успокоился малость? Передумал гаишникам звонить?

Артем, скрипнув зубами, молча кивнул.

– Вот и молодец. Это нам, старикам, умирать в этом бардаке придется, а ты еще молодой. Может, и доживешь до того времени, когда честному человеку по улицам русских городов можно будет спокойно ходить. Без газового баллончика и кастета за пазухой.

– Можно, я еще раз позвоню? – вспомнив о данном Анюте обещании завтра обязательно свозить ее на Судачье, попросил Артем. Заметив, как сразу же напряглось лицо Палыча, он поспешил успокоить старика:

– У меня друган, Вовка Жуков, в «вазовском» автосервисе мастером работает. Я попрошу его сегодня же тачку на эвакуаторе в ремонт отогнать, а вам ключи и техпаспорт оставлю. Когда техничка приедет, пусть хозяйничают. Вован рыжий такой, долговязый. Не обознаетесь. Договорились, Олег Палыч?

– Как скажешь, сынок, – ответил сторож, явно довольный таким благоприятным для него исходом ночного инцидента. И тут же сменил тему: – Сам то куда сейчас?

– Сначала на автобус, потом – на метро. Работу пока еще никто не отменял.

В автобусе была такая давка, что Артему пришлось несколько остановок буквально висеть зажатым со всех сторон разгоряченными телами так плотно, что проблемой был даже глубокий вдох. К тому же от стоящих рядом двух смуглых, громко переговаривающихся между собой, словно с рождения тугих на уши, таджичек в ярких цветастых нарядах нестерпимо воняло застарелым потом, нечищенными зубами и еще чем-то не менее «приятным». В последние годы этого отвязного и неухоженного, промышляющего попрошайничеством на вокзалах, улицах и в электричках дикого племени из бывшей «братской» республики в Питере стало почти столь же много, сколько в столице. И, что самое удивительное, несмотря на совершенную бедность, вокруг таких вот теток всегда крутилась стайка вечно голодных, всклокоченных, крикливых, плохо одетых и внешне похожих на Маугли ребятишек. О будущем этих детей можно было только догадываться. Чем руководствуются их вечно стоящие с протянутой рукой, но все равно продолжающие плодиться как кролики, родители, Артем понять не мог. Всякий раз на ум приходила лишь крылатая, но так ничего толком и не объясняющая фраза красноармейца Сухова из «Белого солнца пустыни»: «Восток – дело тонкое». Прямо скажем, она мало чем отличалась от другого крылатого высказывания, сделанного великим поэтом Тютчевым: «Умом Россию не понять». Ни двести лет назад, ни сейчас. Вот уж точно…