– И когда я должен отправляться к вашей племяшке в больницу? – поинтересовался я, как только кум закончил излагать мне условия нашего соглашения.
– Прямо сейчас, – обрадовался он. – Так ты согласен?
– Куда мне деваться? Только куда я такой? – Я бросил многозначительный взгляд на свою ущербную ногу.
– А за это не беспокойся. Отвезу в лучшем виде. – Кум вылез из-за стола, открыл стенной шкафчик и извлек оттуда электрический чайник, банку растворимого кофе и объемистый пакет с бутербродами. – А Кристине скажи, что не заходил к ней потому, что повредил на лесобирже ногу. Впрочем, увидит тебя на костылях, о том и подумает. И ни про какие другие приключения ни слова, пожалуйста.
– Я разве дурак?
– Да конечно, я и не думаю… Садись-ка, Разин, перекуси. И не стесняйся. Хоть это и в западло, а ты весь – сплошное понятие. Но ведь ел же и раньше. Так и сейчас не побрезгуй…
Я сидел за коротким столом для совещаний, удобно пристроив больную ногу на костыле, внимательно наблюдал за тем, как кум разливает по большим кружкам ароматный дымящийся кофе, и размышлял о том, как же я изголодался за последние дни. Ведь последний раз ел в компании Кости Араба и покойного ныне Блондина в утро накануне побега. Как давно это было? Четверо суток назад? Да, и даже чуточку больше. А потом не держал во рту и хлебной крошки. Не было аппетита. И вот ведь прорезался. Долбил мозги ужасающий депрессняк. И вот ведь куда-то исчез. Совсем не хотелось жить дальше. А теперь… Нет, дорогой кум, мы с тобой еще повоюем. Наживешь ты еще головняков с Костоправом!
…Я взял кружку, прикрыл от наслаждения глаза и отхлебнул горячего кофе.
* * *
Мне повезло. В камере БУРа я сразу же пересекся со знакомым фраером, который возвращался в общий барак уже на следующий день. Его погоняло было Саша Стаканыч, и он смотрел за камерой в течение последних трех месяцев, но без понтов сразу освободил мне свою шконку.
– Короче, Стакан, – отвел я его в сторонку, насколько это было возможным в тесно набитой хате. – Сейчас подготовлю маляву, передашь ее Косте Арабу. А на словах передай, что соскочили с биржи нормально, но кто-то нас в этот момент попалил. Может быть, суки. Может быть, с вышек. В общем, поднялись вверх по реке километров пять-шесть, а там нас догнали на трех катерах. Дальше мы пытались уйти в глубь тайги. И уперлись в болото. Блондин погиб как правильный урка, успел замочить двоих мусоров. Первого – того, что на бирже. Второго – Тесленко. Я тоже кого-то подранил, из солдат. Пришлось метать в него нож. И попробовал уйти по болоту. Меня подстрелили. Ну и пока очухивался, скрутили…
– Да зона все это уже знает, – усмехнулся Стаканыч. – Ты че, первый день здесь, что ли? Я вот что добавить хочу… На бирже вас Кротов спалил. Караульщики и не видели ничего. А этот старый козел разглядел, как вы молодого мочили.
– Вот ведь сука! – в сердцах ударил я ладонью по колену здоровой ноги. – Так и знал, что ждать от него геморроев!.. Ладно, довольно о грустном. Сажусь, готовлю маляву. Есть, чем писать?
В маляве я отписал смотрящему зоны о сегодняшнем соглашении с кумом. О том, что снова выхожу за запретку к его шизанутой племяннице, правда теперь под конвоем, да к тому же с пробитой пулей ногой. Но рана совсем несерьезная, и уже через месяц я должен прийти в норму. Но все равно буду косить под хромого. А далее опять попробую соскочить, на этот раз уже из-за запретки, когда меня поведут в гости к Кристине. Дождусь подходящего момента и свалю. Так что, пусть человек, который должен встретить меня, остается в своей избушке, и о том, что побег провалился, сообщать на волю не надо.
А в качестве постскриптума я дописал просьбу о том, чтобы подогнали мне в БУР хавки и выпивки. И медицинский резиновый жгут вместо эспандера, чтобы разрабатывать ногу.
Потом я растянулся на шконке – не такой чтобы очень, но ведь после кичмана!.. – и перебрал в голове все события сегодняшнего дня.
Весьма насыщенного. И очень удачного, если принять в расчет все, что было до этого.
…До больницы кум довез меня на своем джипе, прихватив с собой одного из солдат, вооруженного пистолетом. Стоило нам лишь выбраться за КПП, как солдат, пригревшись в уютной машине, захрапел на заднем сиденье, но ни я, ни кум не обращали на это никакого внимания. За то, что я на костылях попытаюсь выкинуть какой-нибудь фортель, нач. оперчасти не опасался и не стал требовать с меня слова, что буду вести себя хорошо. А возможно, он понимал, что подобного слова я ему больше не дам.
Читать дальше