Б. Седов - Рывок на волю

И я пошел вперед. Сперва еле-еле. Покачиваясь, словно пьяный. С трудом соображая, куда же иду. Но с каждым шагом мои мышцы приобретали былую упругость. Мозги прояснялись. Мне становилось все легче и легче. Я, что называется, расхаживался. И наконец я, хотя еще и не мог бежать, но на быстрый шаг уже был способен.

А на Ижме опять гудели моторки. Носило их там по мою душу или это плавали по своим делам местные аборигены, я не знал. Я шел параллельно реке примерно метрах в ста в стороне так, чтобы меня не заметили с лодки и чтобы не проскочить мимо избушки. И очень надеялся, что проводник окажется дома, что его не унесло на охоту или за грибами, за ягодами. Вот был бы сюрпризец! Ау, Удача, ты все еще где-нибудь бродишь или уже вернулась ко мне?

Оказалось – вернулась…

Прежде, чем я увидел избушку, я ее унюхал. Да, именно так – унюхал, почувствовал легкий запах дыма. В отличие от опытного таежника, который сразу по запаху определяет, что за дым на него несет – от верхового или низового пожара, от костра или от топящейся печи, – я был в этом вопросе полнейшим профаном. Но интуиция мне подсказала, что это запах человеческого жилья. А что может быть здесь, кроме столь желанной избушки? К которой я так стремился. И наконец добрался! Лишь со второй попытки. Потеряв по пути друга и испытав столько лишений!

Хотелось броситься вперед со всех ног, но я заставил себя сдержаться и осторожно, от дерева к дереву, стараясь не хрустнуть веткой, пошел на запах дыма. И уже шагов через тридцать заметил между деревьями небольшой, потемневший от времени сруб. Я присел на корточки, достал трофейный ПМ – каким-то чудом не выронил его из кармана ветровки, пока барахтался в реке – и, надеясь, что купание не очень повредило волыну, начал подкрадываться к избушке. Медленно-медленно, ожидая в любой момент неприятных сюрпризов. Делая не больше десятка шагов в минуту. Стараясь постоянно держать в поле зрения все пространство на триста шестьдесят градусов вокруг. Когда до избушки оставалось не более полусотни метров, я залег в сырой мягкий мох за большим трухлявым пнем. Теперь уже не стоило спешить. Теперь, наоборот, надо было проявить терпение и постараться выяснить наверняка, что здесь меня не поджидает засада. Обидно бы было угодить в лапы ментам в самый последний момент.

Избушка представляла нечто похожее на заброшенную баню, срубленную всего в десять венцов и заметно перекосившуюся на один бок, а потому подпертую несколькими жердями. Старая драночная крыша прохудилась в нескольких местах, и там темнели куски рубероида. Единственное маленькое оконце, которое было в поле моего зрения, было застеклено бурыми от грязи осколками. Дверь перекосило, и я не представлял, как ее можно открывать-закрывать. Так же как не представлял, как вообще можно жить в такой развалюхе…

Мне в затылок уперлось что-то твердое и холодное!!!

От неожиданности я чуть не нажал на спуск пистолета. Но сдержался. И сжался, словно пойманный на месте преступления мальчишка-вуайерист. И попытался сообразить, сколько у меня шансов, если сейчас резко отпряну в сторону, развернусь и попробую выпустить хотя бы одну пулю в того, кто стоит сзади, уперев в меня ствол винтаря. Получалось – нисколько. Я имел дело с истинным профи, и в этом можно было не сомневаться уже по тому, как неслышно он ко мне подошел. А ведь я постоянно держал ушки на макушке. Я был само воплощение слуха. Само воплощение осторожности.

– Положи волыну, братан, – раздался негромкий, совершенно бесцветный голос. – Я не хочу тебе зла.

А что мне еще оставалось? Я опустил ПМ в мох и убрал от него руку. Ствол ружья сразу отлип от моего затылка.

– Теперь перекатись на спину и сядь, – скорее не приказали, а посоветовали мне.

А у меня уже отлегло от сердца. Я уже точно знал, что имею дело не с мусорами. И был почти стопроцентно уверен в том, что когда сейчас обернусь, то увижу хозяина этой избушки. Проводника, к которому я так стремился. Наконец-то! Я перекатился на спину, сел и уставился на своего пленителя.

Это был типичный обитатель здешних мест. Наитипичнейший! Самый что ни на есть среднестатистический самоедина! С косой морщинистой рожей, по которой определить возраст я бы не решился, – что-то в пределах от сорока до семидесяти. Росточку мне по плечо. В новых хромовых сапогах, камуфляжных штанах, линялой штормовке. На голове офицерская полевая кепка. А в руке нечто невообразимое – у меня аж челюсть отвисла! Да такое стоит ни одну тысячу баксов! То ли штурмовая винтовка, то ли профессиональный охотничий карабин с небольшим магазином и телескопическим прицелом. Какой-нибудь «Галил» или «Хеклер и Кох».