Анатолий Степанов - Любить и убивать

С утра день был хорош, но к полудню, когда Сырцов выбрался из Москвы, пал легкий, как приятное воспоминание, дождь, осадил пыль и затемнил асфальт, который сейчас журчал под колесами «девятки». Вдали — рай: свежие перелески, олеографические луга с хрестоматийными коровами, поля с волнующимися под ветром желто-бежевыми хлебами. Вблизи — срань: испоганенная ядовитыми автомобильными выбросами обочина, заваленная бумагами, пакетами, жестяными банками и битыми бутылками, сопровождающая шоссе канава, больные, пораненные зверской человеческой рукой придорожные кусты. Вдали — Россия, вблизи — россияне.

Подъезжал к монастырю в два часа. Плохо асфальтированная дорога, повиляв среди холмов, в последний раз приподнялась, и Сырцов с водораздела увидел лежащий чуть внизу монастырь из сказки: высокие стены, башенки по углам, мощный собор, казарменные здания для обитателей и посетителей. Монастырь-замок, монастырь-крепость, построенный на вечную православную жизнь.

Но пробиты, будто взрывами, стены, но осыпались, как от землетрясения, башенки, но разрушен, словно попавший под бомбежку, собор, но покинули свои жилища обитатели и посетители, оставив миру скелеты безглазых зданий. Крепость взята, замок разрушен. Кем?

Оставив «девятку» у монастырских ворог, Сырцов через пролом в стене пробрался на монастырский двор. И сразу же перед глазами возникла картинка из темпераментного кинофильма «Время, вперед!»: по мелким мусорным горкам носились десятка два-три женщин с носилками. Закутанные по глаза белыми платками, не по-церковному веселые женщины и девицы, открячив зады, вытаскивали из собора мусорные тяжести. Отловив одну из них, возвращавшуюся с пустыми носилками, Сырцов подхалимски сладко спросил:

— Не подскажете, милая девушка, где я могу повидать ваше начальство?

— Здесь, слава Богу, начальства нет, — ответила из-под платка неизвестных лет девушка. Хотя по гибкой талии, сильным молодым ногам, вольному, без лифчика бюсту под тонкой майкой — действительно, девушка. Молодая.

— Но кто-то главный есть?

— Не главный. Старшая. Мать игуменья.

— Вот мне бы мать игуменью! — обрадовался Сырцов.

— Может, помоложе кого? — не выдержала, опасным светским вопросом изволила пошутить Божья овца. Но тут же спохватилась: — Мать игуменья в своих покоях после службы отдыхает.

И, махнув рукой, указала на маленький домик, притулившийся к монастырской стене.

— Она отдыхает, а вы вкалываете, — как бы ни к кому не обращаясь, сказал Сырцов.

— Она старенькая, — со смехом объявила девушка и убежала по своим строительным делам.

Положив тяжелые руки на струганую столешницу, мать игуменья, сидя за абсолютно пустым столом, внимательно-спокойно изучала стоявшего перед ней Сырцова.

— Да, Ксения Логунова живет у нас, — наконец ответила она и пригласила: — Присаживайтесь…

— Георгий Петрович, — уловив в паузе вопрос, подсказал Сырцов.

— Присаживайтесь, Георгий Петрович. А я для вас — Анастасия Ефимовна.

Сырцов сел за противоположный торец стола и тоже положил руки на чистые доски. Вдруг спохватился — руки были на этом фоне нечисты — и, по ходу дела погладив край стола, спрятал их. Поспешил со вторым вопросом:

— Анастасия Ефимовна, я могу поговорить с ней?

— Этот разговор будет ей во благо?

Чуть не ляпнул: «А черт его знает!», но успел придержать язык. Натужно стал думать, как бы ловчее ответить. С трудом придумал:

— Во всяком случае во спасение.

— Девочке что-нибудь действительно угрожает? — всерьез забеспокоилась игуменья.

— Вы своих монашек девочками называете? — спонтанно удивился Сырцов.

— Да какая она монашка! — ласково вспомнила Ксению мать игуменья. — Она девочка. Умная, добрая, сильная девочка, которая и в миру будет угодна Богу. Даже скорее в миру, чем за монастырскими стенами.

— А она хочет стать монашкой, — понял Сырцов. — И вы проводите с ней разъяснительную работу.

Анастасия Ефимовна сморщила лицо в беззубый кулачок — улыбнулась наивному дурачку:

— Она не хочет быть монашкой, Георгий Петрович. У нас она ищет душевного покоя, чтобы определить себя мирской жизни.

— Носилки с мусором таская, — не удержался-таки Сырцов.

— И таская носилки с мусором, — согласилась она и вернулась к главному, беспокоящему: — Что ей угрожает?

— Весьма скверные люди хотят использовать ее в борьбе с не менее скверными людьми.

— Кого вы считаете скверными людьми, Георгий Петрович?