Анатолий Степанов - Любить и убивать

Получив сатисфакцию, Смирнов вмиг успокоился:

— Пойдем перекусим. Я под тебя рюмашку выпью, а ты посмотришь.

В несовременно уютной гостиной-столовой уже был накрыт массивный, на львиных ногах круглый стол: крахмальные, салфетки торчком, тарелки старого фарфора, серебряные ножи и вилки. Три куверта.

Лидия Сергеевна, сидя в вольтеровском кресле, без интереса смотрела телевизор, в котором извивалась, что-то воя без смысла, но с плохой дикцией, очередная поп-звезда. Смирнов с Сырцовым, стоя за креслом Лидии Сергеевны, тоже полюбовались малоприкрытыми статями отчаянной вокалистки. Недолго. Усаживаясь за стол, Смирнов спросил:

— Хотите знать секрет нынешнего эстрадного сексапила? — И, не считая нужным дождаться утвердительного ответа, без паузы продолжил: — Приоткрыть влажный рот, мягко по кругу виляя задом, тыльной стороной ладоней медленно поднимать распущенные патлы, и затем, продолжая вертеть задом и раздвинув ноги, неспешно садиться на воображаемый кол. Публика ревет и плачет.

— Да-а, — многозначительно произнес Сырцов, и Лидия Сергеевна горестно разъяснила ему ситуацию:

— Старчески вожделеет.

— Беда, — посочувствовал ей Сырцов.

— Идиот и кретинка, — по-настоящему разозлился Дед. — Ты, Лидия, старательно убеждаешь себя, что муж уже в маразме, а ты, Жорка, по скудоумию пропускаешь мимо ушей то, что тебе, как сыщику, знать необходимо.

— Мне необходимо знать, как наглые телки виляют задом? — быстро спросил Сырцов.

— Это ты и без меня знаешь. Ты должен научиться всерьез наблюдать, точно подмечать и определять тенденцию и современный стереотип поведения людей разных социальных групп и профессий.

— Как хорошо и научно все объяснил! — восхитилась Лидия Сергеевна. И опять пообщалась с Сырцовым: — Сейчас он нам так же хорошо и научно обоснует необходимость выпить пару-тройку рюмок водки.

Коляша, демонстративно не прячась, сидел на любимой местными старушками скамейке в свободной позе неангажированного художника. Подъездный фонарь выгодно освещал его восхитительный твидовый пиджак и неподражаемые брюки. С полуулыбкой он наблюдал за тем, как суровый Сырцов основательно закрывает машину.

— Чего тебе? — спросил грубиян Сырцов, подойдя.

— Здравствуй, Жора, — нежно поприветствовал его Коляша.

— Здорово, здорово, — формально откликнулся Сырцов. — Только быстро: что тебе надо?

— Пообщаться.

Сырцов глянул на часы и предложил:

— Общайся. У тебя пять минут.

— Не со мной. Мой шеф хочет с тобой поговорить.

— А где он? — Сырцов подчеркнуто внимательно осмотрелся.

— Мы сейчас с тобой к нему поедем.

— Скорее всего поедешь ты один.

— Я ему не нужен. Нужен ты.

— А мне он до фени.

— Ой ли, Жора!

— Следовательно, я с этой встречи что-то буду иметь. Что, Коляша?

— Весьма полезную для тебя информацию. И еще кое-что по мелочам..

— Покупать меня, значит, будет, — догадался Сырцов.

— Об этом он мне не докладывал. А ты что, не продаешься?

— Не знаю. Пока настоящую цену не предлагали.

— Тогда поедем. Может, предложит.

Имело смысл понюхать углы. Имело, имело. Сырцов, моргая, рассеянно смотрел на Коляшу.

— Пожалуй, — согласился он. Коляша с облегчением хлопнул ладошками себя по коленям, поднялся со скамейки, извлек из внутреннего кармана пиджака миниатюрный переговорник и скомандовал в него:

— К подъезду подавай.

Через некоторое время из-за угла выполз бесконечный, как сороконожка, «паккард», замер перед ними и проурчал нездешним, заморским голосом, что прибыл, мол.

Затем выпустил из нутра водилу в униформе, который предупредительно раскрыл заднюю — не дверцу — дверь.

Раскинувшись на ласковом сафьяне, Сырцов поделился впечатлением:

— Как в кино.

Не на загородную дачу-замок, не в отдельный коттедж на Ломоносовском — в замоскворецкий офис покатили. Рядом с знакомым милым особняком возникло (или было, только отреставрировано?) хороших форм здание с малым количеством окон, на плоском портике которого значилось «Банк». И «ер» на конце: «Банкъ».

— Что, наш дорогой Василий Федорович сюда с Большой Коммунистической перебрался? — догадался Сырцов.

Коляша задержался, давая инструкции несообразительному шоферу, а Сырцов, не дожидаясь его, бойко пошагал к особнячку — дорогу знал! Он открыл тяжелую дверь, и ему приказали:

— Руки за голову, десять шагов вперед, не оборачиваясь, и к стене!

Гордо так приказали, молодым самодовольным басом. Учить, учить таких надо. Стрелять, надо полагать, не будут: шикарный интерьер вестибюля побоятся испортить, да и чести много — стрелять, чтобы лоха скрутить. Сзади — один. Второй — вот он, сбоку. Можно и поучить. Как бы подчиняясь, Сырцов начал поднимать руки и вдруг, ориентируясь на голос, в стремительном полуобороте нанес заднему страшный удар ребром ладони по открытому горлу. Понял, что попал.