Ричард Паттерсон - Степень вины

— Хорошо, — ответила Мария.

Долго длилось молчание, потом заговорил Стайнгардт:

— Вы заявили, что солгали комиссии. Не могли бы вы пояснить, в чем была ложь?

Пэйджит подался вперед.

— Большая часть из того, что я сказала сенатору Толмеджу, была правдой — я имею в виду то, что касается Джека Вудса. Председателя. Моего босса. — Она сделала паузу, после паузы заговорила торопливо и монотонно, как будто читала наизусть молитвы: — Это правда, что Джек шпионил за Крисом в интересах президента. Это правда, что Ласко убил свидетеля, потому что тот встречался с Крисом в Бостоне, и Джек сообщил Ласко об этом. Это правда, что Джек помог скрыть мотивы убийства. Это правда, что Джек пытался нейтрализовать Криса до того, как тому откроется, что Ласко перекачивал деньги в компанию президента. Правда и то, что из-за Джека Криса чуть было не убили. В общем, многое из того, что говорила я, было правдой. — Мария помолчала. — Но я не сказала Толмеджу, что именно я помогала Джеку во всех этих делах.

Пэйджит почувствовал, что молчание на магнитофонной ленте сливается с молчанием Брукса и Шарп, неотрывно и пристально глядящих на него. Он постарался сосредоточиться на записи.

— Вы хотели обезопасить себя? — осторожно спросил Стайнгардт.

Слова Марии прозвучали почти весело:

— Я хотела избежать тюрьмы. Я слишком упорно боролась за место в жизни, чтобы там закончить ее, сказав правду. — Помолчав, она добавила мягче: — И, конечно, сыграло роль то, что я была беременна.

Пэйджит увидел, что Шарп улыбается странной деланной улыбкой.

— Крис знал о вас? — поинтересовался Стайнгардт.

— Что знал? — вопросом на вопрос ответила Мария, и катушка, щелкнув, замерла.

Шарп подалась вперед.

— Меня занимает тот же самый вопрос. — Она скопировала голос Стайнгардта: — «Крис знал о вас?» — например, в тот момент, когда вы давали показания перед сенатом.

Пэйджит холодно взглянул на нее:

— Я думаю, есть и вторая кассета. Почему бы вам ее не послушать и самой не узнать.

— Не говорите глупостей. Вы, конечно, знаете, что есть вторая кассета, но вы превосходно знаете и то, что у нас ее нет.

Пэйджит сделал паузу, потому что почувствовал: если не делать передышки, ситуация выйдет из-под контроля.

— У меня нет второй кассеты. Но если бы и была, единственный человек, которому я бы отдал ее, — это Мария Карелли. Только она имеет на нее права.

Он перевел взгляд с Шарп на прокурора.

— Что касается этой кассеты — ее содержание никогда не будет оглашено, по крайней мере на суде, и вы это прекрасно знаете.

Шарп покачала головой:

— Только в том случае, если Мария Карелли сама нас к этому не вынудит и если ее защитник не сделает ни единой ошибки. И вы, несомненно, понимаете, что не можете им быть.

Пэйджит улыбнулся:

— Так вот чего вы хотите — отстранить меня от дела.

Она нахмурилась:

— Вы придаете слишком большое значение собственной персоне. Речь идет не о том, кого бы я предпочла видеть на стороне защиты, есть этика. Это не случай Марии Карелли, это случай ваш и Марии Карелли и, возможно, вашего сына. И, как мне кажется, вы знали об этом с самого начала. Я не хочу даже перечислять связанные с этим этические проблемы.

Он обернулся к Бруксу:

— Здесь обсуждается случай с Марией, не со мной. Меня не в чем обвинить, мне не о чем свидетельствовать. И я сам, а не вы буду решать, представлять ли мне ее интересы.

Прокурор покачал головой:

— Положение твое очень щекотливое. Две недели назад ты говорил нам, что у Марии Карелли не было иных мотивов для убийства Ренсома, кроме самообороны. Мотив есть — у Ренсома была кассета, которая, как Мария сама выразилась, способна погубить ее. — Он кивнул в сторону своей сотрудницы. — У меня есть заключение медэксперта, руководителя группы изнасилований, о том, что случай не имеет ничего общего с изнасилованием, если не считать того, что твоя клиентка пытается сослаться на него как на прикрытие. Если это подтвердится, мы выходим на умышленное убийство.

— И тем не менее, — возразил Пэйджит, — представить это присяжным как мотив вряд ли удастся. Закон о врачебной тайне распространяется и на эту кассету. Ни один судья, если он в здравом уме, выслушав заверения Стайнгардта о том, что содержание кассеты останется в тайне, не позволит вам представить ее присяжным.

— Мы выслушали ваши доводы, — вмешалась Шарп. — Послушайте теперь наши. Сомнений в том, что Карелли убила Ренсома, нет, вопрос один — почему. По данному делу у нас есть, во-первых, кассета с записью допроса, проведенного Монком. Затем Лиз Шелтон представила свое заключение о том, что Ренсом не мог погибнуть так, как рассказывает Карелли, что факты свидетельствуют о попытке ввести следствие в заблуждение, в том числе путем нанесения повреждений мертвому телу. Служащий отеля и постоялец, видевшие ее, дают нам еще парочку доказательств ее лживости. Она поймет, что разоблачена, и мы свое дело сделали.