Ричард Паттерсон - Степень вины

— Каково это — воспитывать его одному? — внезапно спросила она.

Глаза Пэйджита сузились; непонятно, размышлял он над самим вопросом или над тем, почему она его задала.

— В каком-то смысле, — наконец ответил он, — это равноценно вопросу: каково быть мной — другого я просто не знаю, поэтому судить не могу. Думаю, занимаясь воспитанием, я острее осознаю все свои недостатки; это порождает во мне беспокойство, которого не было бы, будь я женат, что в конечном итоге отражается на Карло. — Последовала небольшая пауза. — Хотя по собственному детству знаю: мерзкий брак мерзок и для ребенка, а из-за неуловимости и коварности своего воздействия на его душу гораздо более мерзок, чем юношеские обиды Карло на меня.

— И поэтому вы не женились?

Он посмотрел удивленно, потом улыбнулся:

— Я был женат. Но не на Марии Карелли.

— На ком?

Подошла официантка. Пэйджит повернулся к ней, как бы ища у нее спасения.

— Будете пить вино? — спросила та. Пэйджит посмотрел на Терри.

— Буду пить, — сказал он, — если вы непременно хотите поговорить со мной о моей личной жизни.

Терри помолчала; судя по этой реплике, он воспринимал ее не только как товарища по профессии.

— Непременно хочу, — заявила она.

— Вы чему-нибудь отдаете предпочтение — я имею в виду белому или красному?

— Нет. Ричи и я пьем из кувшинов, не из бутылок, — какой открыт, из того и пьем.

— Тогда «Мёрсол», пожалуйста, — обратился Пэйджит к официантке.

— Помнится, — вернулась к начатому разговору Терри, когда официантка отошла, — я спрашивала, на ком вы были женаты.

— Ах да. Ее звали Андреа Ло Бьанко.

Терри склонила голову набок:

— Знакомая, кажется, фамилия.

— Она была прима-балериной в балете Сан-Франциско. — Пэйджит чуть усмехнулся. — Потом мы развелись, и она поступила в балетную труппу в Париже, как ни странно.

— Странно, что поступила?

— Нет, это как раз хорошо. Странно, что мы развелись.

Терри сделала паузу:

— Это было до приезда Карло?

— Спустя год или около того. Эти два события нельзя назвать несвязанными.

В последнем замечании, хотя и высказанном довольно спокойно, звучало сожаление.

— Она не любила его?

Пэйджит безучастным взглядом окинул столики вокруг.

— Это не так уж и зависело от чьих-либо симпатий, все было гораздо сложней. Андреа никогда не хотела иметь детей — из-за своей профессии, из-за своего темперамента; я не придавал этому особого значения. И никогда не подозревал, что во мне так сильно отцовское чувство. Балет требовал от нее полной отдачи, и, придя домой, Андреа, естественно, считала, что вправе рассчитывать на мое внимание. — Он помедлил. — Конечно, она знала о Карло, но, когда он появился у нас, наша жизнь в корне изменилась. Справедливости ради надо сказать, что тогда с Карло было много хлопот, хотя вряд ли в этом стоит винить его. Что касается меня, я полагал, что у меня нет выбора.

В последних словах, подумала Терри, скрыта загадка, как и в его отношении к Марии Карелли.

— А почему было много хлопот?

Пэйджит смотрел в сторону.

— Были проблемы, связанные с его эмоциональностью, — наконец вымолвил он. — Сейчас, наверное, это назвали бы комплексом недостатка самоуважения.

Невысказанная боль сквозила в этом замечании. Пока официантка наполняла вином их бокалы, Терри решила не задавать вопросов, готовых сорваться с языка: «В чем суть проблем?» и «Как получилось, что Карло стал жить с вами?». Она почему-то была уверена, что второй вопрос вернул бы ее собеседнику душевное равновесие. Пэйджит поднял бокал:

— За блестящую карьеру юриста, который уже сейчас лучше многих.

Терри была польщена и смущена одновременно.

— Вряд ли. Тем не менее благодарю.

Он весело посмотрел на нее:

— Когда-нибудь, Терри, вы привыкнете к комплиментам. Для этого, наверное, вашему приятелю Джонни и мне придется по очереди говорить и говорить их вам. Мы свободнее говорим комплименты, чем вы их выслушиваете.

— Я никогда к ним не привыкну. Когда люди обо мне отзываются слишком хорошо, у меня такое ощущение, будто я их обманываю.

Пэйджит понимающе улыбнулся:

— Синдром самозванца. Прекрасно понимаю. За личиной всякого самоуверенного профессионала прячется перепуганный неврастеник, который буквально умоляет судьбу, чтобы та дала ему шанс доказать профессиональную состоятельность, прежде чем кто-нибудь обнаружит обман. Это разновидность комплекса вины, она нами всеми правит.

— И вами?