Ричард Паттерсон - Степень вины

— Кассета, где речь шла о Колдуэлл, конечно же, была — иначе бы Ренсом не позвонил. Вопрос в том, где она теперь.

— Крис, если дело дойдет до суда, случай с Колдуэлл можно будет использовать?

— Вообще-то да. Но у него меньше шансов стать косвенной уликой, чем у истории с Мелиссой Раппапорт. Ничего ведь не случилось: Ренсом договаривался о встрече, но умер раньше. Единственным последствием для Линдси Колдуэлл стало то, что она теперь знает: где-то, скорее всего в одной из квартир Ренсома, есть очень неприятная кассета, которую, тем не менее, Марни Шарп с огромным удовольствием послушала бы.

Мур, поразмыслив, сказал:

— Жанна-Марк Стайнгардт воздала должное своей горячо любимой старой мумии. И мертвому воздала, и живому поспособствовала.

Пэйджит мгновение молчал.

— Нет такой цены, — тихо произнес он, — которая была бы слишком велика, если приходится платить за правду.

Мур посмотрел на него:

— Если Ренсом запачкан в каком-то дерьме, я непременно узнаю об этом.

В семь пятьдесят Пэйджит застал Терри в офисе, в люминесцентном свете ее лицо казалось осунувшимся.

— Почему вы не дома?

Терри провела ладонью по волосам.

— Когда я вернулась из Лос-Анджелеса, Ричи с Еленой дома не оказалось — он повел ее обедать. — Она слабо улыбнулась. — Называет это вечером отца и дочки. Вот я и решила еще немного поработать.

Но в ее голосе звучала неуверенность; Пэйджиту показалось: что-то в глубине ее души противится возвращению домой.

— За последние шесть дней, — сказал он, — вы беседовали с Мелиссой Раппапорт, Жанной Стайнгардт и Линдси Колдуэлл. Чтобы все это осмыслить, наверное, потребуется время.

Терри посмотрела на него:

— Мне, я думаю, потребуется.

— Вам? — Пэйджит улыбнулся. — А остальным, в частности нам с Джонни, выходит, все равно? Неужели вы не понимаете, что уже сделали большое дело — эти три женщины рассказали вам, постороннему человеку, то, что они никогда никому не рассказывали и не расскажут?

— От такого знания становится не по себе. — Терри пожала плечами. — Чувствуешь свою ответственность перед ними.

— Вы обещали им, Терри, а я обещаю вам, что буду соблюдать их интересы. — Он посмотрел ей в глаза. — С какого-то момента своей жизни я стал стараться предупреждать вред, который могу нанести другим. Я хотел бы задать вам парочку вопросов.

Тень напряжения сошла с лица Терри.

— Пожалуйста.

— Вы не голодны? А я вот голоден. Вы когда-нибудь бывали в «Пианоу Зинк»?

В ее глазах появилось удивление:

— А как же Карло?

— У него была игра. Когда он возвращался, я покормил его по дороге, чтобы не возиться дома, посмотрел, как он, волоча ноги, поднимается наверх к своему заданию по английскому, — очень похож был на заключенного, идущего в камеру смертников. Кстати, я хорошо понимаю это состояние, находясь здесь сейчас.

Терри улыбнулась:

— Тогда мои ответы будут: «да», «нет» и «мне хотелось бы».

«Ле Пианоу Зинк» оказалось переполненным кафе в стиле арт деко — кругом зеркала и парижские афиши на светло-розовых стенах. Стройный усатый метрдотель и Пэйджит недолго дружелюбно поговорили по-французски, потом Пэйджит представил Терри — уже на английском. Метрдотель улыбнулся, пожал ей руку и пригласил их за столик в тихом уголке. Минуту или две, что ушли на это, Терри думала, как мало она знает о жизни Пэйджита.

— Вы говорите по-французски?

— Мой французский — университетский, к тому же плохой. Практикуюсь на Роберте, пользуясь его снисходительностью. Это все, что осталось от честолюбивых устремлений.

— Каких же?

— Жить в Париже и быть Хемингуэем. Проблема в том, что Хемингуэй уже был.

— Почему же вы не попытались быть кем-нибудь еще?

Он улыбнулся:

— С этим сложно — так и не смог «найти свой собственный голос». Поскольку мужественности Хемингуэя у меня нет, я больше похожу на Фолкнера, правда, без его гениальности. Но слишком мало читают и Фолкнера, который был гением.

Терри посмотрела на него оценивающим взглядом:

— Знаете, иногда не могу понять, когда вы говорите серьезно, а когда шутите.

— Я это нарочно делаю, — снова улыбнулся он. — Некоторые вещи, к которым я отношусь серьезно, смущают меня.

В этой легковесной реплике, подумалось ей, есть доля правды.

— Но во всем, что касается Карло, вы серьезны.

Пэйджит кивнул.

— Абсолютно серьезен. — Помедлив, добавил беззаботно: — Бедный ребенок.

На последние, сказанные с бравадой слова ответ последовал не сразу. Почему в беседе с ним, удивилась Терри, часто появляется ощущение, будто у них две возможности общения: одна обычная, другая — где-то на уровне подсознания, как у очень близких людей.