Жорж Сименон - Время Анаис

Однажды субботним вечером Фернанда домой не вернулась, появилась лишь в понедельник утром еле живая. Я ей ничего не сказал. Не хотел, чтобы она заметила, что я переживаю.

«Один тип увез меня на машине в Дьепп, — заявила она без всякого смущения. — Два раза ела омара, а ночью мы с ним на пляже развлекались».

— Именно тогда вы решили на ней жениться?

— Намерение это возникло не сразу. Когда она отсутствовала, я страдал физически. Рассказав мне некоторые детали, во время одного из приступов отчаяния Фернанда воскликнула: «Береги меня, дорогой! Умоляю, береги! Я знаю, я не подарок, но я так их ненавижу, если б ты знал! Без тебя мне было бы хуже. Недалек тот день, когда меня найдут в ручье или вытащат из Сены».

— Она пыталась покончить с собой?

— Раза два, не меньше. Я имею в виду те случаи, когда я испугался по-настоящему. Первый раз — перед свадьбой.

Хотя с деньгами у нас стало полегче. Я опубликовал несколько статей, одну из них в солидной газете, поместившей материал на первой странице и с моей подписью. Однажды, вернувшись часов в шесть вечера, я нашел ее лежащей неподвижно на кровати. Вокруг нее, словно возле усопшей, лежали цветы. На одеяле я обнаружил записку: «Забудь меня. Я тебя не стою. Я очень тебя любила».

Мне показалось, она не дышит. В отчаянии я позвал на помощь. Соседка сразу же заметила на столике пустую упаковку из-под веронала и, не дожидаясь врача, засунула в рот Фернанде пальцы и наклонила ей голову. Забавная история. Соседка была акушеркой. По ее словам, основным ее ремеслом были аборты.

Когда приехал врач, необходимости везти Фернанду в больницу уже не было, я остался дежурить возле нее. Под утро она смогла говорить. Говорила таким же тоном, что и в ту ночь, когда я впервые увидел ее плачущей.

Голос у нее был не такой, как всегда. Я один слышал его, узнавал прежний взгляд, то испуганное выражение, какое у нее было и в прошлый раз.

«Напрасно ты помешал мне, Альбер. Ты пришел слишком рано», — сказала она.

— А не может статься, что Фернанда рассчитала и время, и дозу веронала с тем, чтобы вы успели вовремя прийти ей на помощь?

— Я тоже об этом тогда подумал. Не раз меня охватывало сомнение.

— Чем же она объяснила свой поступок?

— Выяснилось, что она больна. И меня заразила. В тот самый день ей сообщил об этом врач. — И Альбер простодушно прибавил: — Мы с ней вместе лечились.

— В тот период она вела себя сдержанно?

— Более-менее. Но по крайней мере раза два, я знаю это наверняка, она встречалась с мужчинами, не сообщая мне об этом.

— Не успев вылечиться?

— Да. На Рождество я уехал в Гро-дю-Руа.

— Чтобы испросить у матери благословение на брак?

— Уезжая, я об этом еще не думал. Но когда оказался вдали от Фернанды, я решил любой ценой помешать ей оставить меня.

— Она грозилась вас оставить?

— Нет. Но это могло произойти. Совсем не зная Фернанду, мать отказала мне в благословении. Тогда я попросил Фернанду приехать на Новый год и пошел встречать ее на вокзал. Вместе сели в автобус. Я умолял ее вести себя в Гро-дю-Руа пристойно и быть поприветливей с матерью, поскольку решил, что все равно женюсь на Фернанде.

— Какова же была ее реакция?

— Она меня поблагодарила и вела себя весьма прилично. Мать ее встретила холодно. День, который мы провели в Гро, был мучительным для нас, и мы с Фернандой уехали. В феврале поженились. По-прежнему кое-как сводили концы с концами, но бедность эта была иного рода, мы могли посещать кафе, ходить в театр, прилично одеваться.

— Вы все надеялись ее вылечить? Ведь, если я не ошибаюсь, вы по-прежнему считали ее больной?

— Да, господин профессор. До того самого дня, когда я ее познакомил с Сержем Николя.

— А что изменилось после этого?

— Что касается остальных мужчин, то отношения ее с ними были чисто сексуального порядка. Как правило, больше двух раз с одним и тем же партнером она не общалась. Боюсь, что я рисую не вполне правдивую картину нашей жизни, поскольку рассказываю лишь о самых важных ее событиях. Были периоды — недели по две, а то и больше, — когда Фернанда никого, кроме меня, не видела. Но потом словно срывалась с цепи, и это длилось несколько дней.

— Она по-прежнему обо всем вам рассказывала?

— Пожалуй. Всякий раз спустя определенный промежуток времени ее охватывал приступ отчаяния, после чего она снова принадлежала мне одному. Не всегда это начиналось одинаково. Но я, к примеру, знал: стоило позволить ей выпить три аперитива, как она отдавалась первому же встречному. Это было видно по ее глазам, по дрожащим ноздрям. Я чувствовал, когда приближается кризис. Пробовал — увести ее домой, но почти всегда безрезультатно. Ей ничего не стоило устроить на людях скандал, поднять крик в баре или кафе: «Пусти меня! Все равно я сучка. Неужели ты сумеешь дать мне то, что мне надо? Неужели единственный мужчина способен дать мне это?»