Борис Пугачев - Дуэль с собой

В его сознании две эти жизни то соперничали, то переплетались и взаимно дополняли одна другую. Сидя в своем кабинете в институте или дома с женой у телевизора, он с удовольствием вспоминал восточный базар с его изобилием; восточные контрасты, когда в городе жара, а через десять-пятнадцать минут — прохлада горной реки; баран, шашлык, услужливое, внешне предупредительное, заискивающее окружение. В государственных учреждениях там встречают у входа, в любом доме тебе рады — накрыт стол с традиционным пловом. Правил дорожного движения нет, все в ГАИ тебя знают… Как-то, приехав на базар, Родик оставил машину у входа под знаком «остановка запрещена». Вернувшись, увидел около машины гаишника — тот чего-то требовал и почти по-московски поучал. Родик слушать не стал, отдал права и уехал. Из дома позвонил в Центральный комитет приятелю. Пожаловался: «Дожили, машину не узнают!» Вечером в подъезде послышался шум, голоса соседей. Родик выглянул на лестничную клетку. На первом этаже стоял милиционер в чине подполковника. Увидев Родика, он опереточно воздел руки и упал на колени: «Муаллим [1] Муаллим — учитель (в широком смысле этого слова) (тадж.). , прости. Вот права. Инспектор только работать начал. Молодой. Ошибся». Сели, выпили, забыли. Ну где в Москве такое найдешь?

Здесь он стремился к интеллигенции, которая в силу своей в хорошем смысле слова провинциальности была очень духовна, начитана, тонко чувствовала театр. Родик, посещавший в Москве театр, филармонию или просто концерт не чаще одного раза в год, не пропускал в Душанбе ни одной премьеры или гастролей, читал все новое и самиздатное. Вместе с тем в Душанбе он скучал без любимой научной работы. Хотелось общения с сослуживцами, с которыми его связывало очень многое. Тянуло к семье. Однако попадая в бурлящую, бегущую и спешащую Москву, он начинал проявлять признаки того, что социализм называл «моральным разложением». Стал завсегдатаем двух ресторанов — «Метрополя» и «Узбекистана», позволял себе ездить за рулем автомобиля пьяным и даже бравировал этим, появлялся на работе в джинсах и без галстука, а летом выходил на улицу в шортах, заставляя прохожих оборачиваться и провожать его осуждающими взглядами.

В общем, Родик быстро менялся. Впрочем, менялась вся страна, наступали другие времена. Думать об этом было надо, но не хотелось. Хотелось просто жить этой новой жизнью…

Воспоминания вдруг прервал вопрос: «А сегодня что-то изменилось?» Ответ был настолько очевиден и вместе с тем неприятен, что Родик резко открыл глаза и, посмотрев на часы, понял: незаметно пролетело более получаса. Надо срочно вставать и ехать на работу. Опозданий он себе не позволял, считая пунктуальность одним из основных достоинств человека.

Я скорее зажгу свечу, чем стану проклинать темноту.

А.Э. Рузвельт

Башиловка и прилегающие улицы были заполнены машинами. Вероятно, где-то произошла авария. Родик никак не мог выехать на Дмитровское шоссе. «Мало того, что проспал, так еще и этот затор. Наверное, сегодня не мой день», — посетовал он.

Воспоминания нахлынули с новой силой…

По негласному закону, которых, впрочем, в СССР было не меньше, чем гласных, первая поездка советского человека за границу оформлялась только в социалистическую страну. Вероятно, КГБ рассматривало такую поездку как испытательную. Для Родика это тоже было испытанием, но испытанием самого КГБ. Если откажут, то все старания напрасны, и у этой могущественной организации хорошо налажен обмен информацией по всему СССР. Тогда придется смириться с поражением и забыть о красивой мечте.

К счастью, всемогущество КГБ оказалось мифическим, и организовать в Душанбе туристическую поездку удалось легко. Никаких препятствий не возникло, хотя выбор стран был невелик — предлагалась снова Венгрия. Родик без раздумий согласился, считая, что это предначертание сверху, дающее ему вторую попытку. Как проходило согласование его выезда, он не знал, но все необходимое сделали и день выезда назначили.

Маршрут был организован очень странно: сперва поездом до Москвы, потом опять поездом до Чопа, а далее на автобусе. Выехать вместе со всеми из Душанбе Родик не смог, да и не хотел. Разумно было присоединиться к группе в Москве. Однако ему неверно сообщили время, и он опоздал на поезд.

Жмакина это не расстроило. Догнать группу было проще простого на самолете. Еще до полуночи он оказался во Львове, опередив поезд с группой почти на двенадцать часов. В залах ожидания вокзала, несмотря на ночное время, оказалось негде присесть. Пришлось, воспользовавшись одним из бесчисленных удостоверений, устроиться в «комнате отдыха Интуриста» — огромном помещении, вмещавшем более тридцати кроватей с тумбочками, но без ночников. В темноте, крадясь на ощупь, дежурная показала Родику его место и попросила не шуметь.