– Наташа, Наташенька, ну не нужно... успокойся... я же говорил, что, когда это произойдет, легче не будет... не станет от этого легче ни тебе, ни мне...
– Да ты что? – она отняла руки от заплаканного лица. – Ты что... ты подумал, это я о нем? Я жалею его?!
– Но я всегда говорил тебе...
– Ты только говорил, трепал языком! А теперь все кончено. Кончено, понимаешь ты это? Он ушел от нас... сбежал... Он сдох! Сам сдох! Это ты понимаешь? И все, что я делала, все, что я делала все эти годы, – все это напрасно. Столько усилий, такая комедия, такой театр каждый день, каждую ночь... И все ради того, чтобы дождаться удобного часа... А он умер... Как же я его ненавижу! – Она сунула себе в рот кулак, впившись в него зубами, чтобы не завыть, не зарычать как волчица.
Те, кто знал Перчика в качестве яркой глуповатой блондинки с длинными ногами, пятым размером бюста и силиконовыми пухлыми губками, те, кто порой злословил за ее спиной о том, что она «отчаянно косит под Мэрилин Монро» и вряд ли откажется от леопардовых принтов Дольче и Габбана, даже если они окончательно выйдут из моды, несказанно бы удивились, узрев сейчас эту растрепанную фурию со сверкающими глазами.
– Это твоя вина, это ты меня все останавливал, не давал покончить с ним! Ты тряпка, идиот... трусливое ничтожество! Я стыжусь, что у меня такой брат!
– Наташа, успокойся... да успокойся ты, прекрати орать! Я сказал: истерику свою кончай быстро! – Его переход от вялого бормотания к этому повелительному и властному окрику... грозному окрику, от которого задрожали стекла...
Она поперхнулась рыданием и затихла, замерла.
Тишина в разгромленной комнате. И только хриплое дыхание, запах алкоголя...
– Поднимайся, – он встал сам и протянул ей руку. Когда она уцепилась, легко, одним рывком поднял ее на ноги и сказал: – Садись.
Она послушно села на диван, ноги отказывались ее держать.
Он ушел в ванную, там возился, переставляя склянки в аптечке.
– Вот, выпей... да пей же ты, тебе надо успокоиться, это простая валерьянка.
– А еще что пропишешь мне, доктор?
Он стоял напротив нее – массивный, почти квадратный.
– Может быть, с его смертью ничего не кончается, – сказал он. – Возможно, это только начало.
Она смотрела на него с дивана снизу вверх, потом послушно взяла склянку с валерьянкой и выпила до дна. Из его рук, рук своего брата, что бы она там ни кричала ему прежде в бешенстве и злости, она бы приняла даже яд.
Глава 16
ЗАГЛЯНУТЬ В КОЛОДЕЦ
В парикмахерском кресле сидеть высоко и удобно. И вдруг кресло отъезжает вперед, откидывается, раскладывается, ваша голова запрокинута, и ловкие руки мастера начинают делать легкий массаж головы, втирая в кожу ароматные целебные масла.
Облысение – вещь неприятная, а если еще хочешь нравиться и долго ловить восхищенные взгляды, то... Можно, конечно, обрить голову наголо, как и поступают сейчас все те, кто не желает терпеть на макушке поганую плешь. Голый череп – это даже вроде как сексуально. Глянь, какой красавец, голова как яйцо... Но если все же не брить голову, то приходится посещать парикмахерский салон трижды в неделю и заказывать дорогостоящий комплекс процедур по сохранению шевелюры. Какие-то там ампулы с вытяжкой из конского волоса и что-то еще, и еще, и еще...
Платон Ковнацкий, страдавший, увы, ранним облысением, перепробовал все, что возможно. И ничего не помогло. Рыжеватые волосы его (да-да, когда-то он был рыжий) покидали голову в спешном порядке. И тогда он поступил, как многие лысеющие, – обрился наголо.
И сразу самоликвидировалось столько проблем!
Правда, Гермес... ветреный капризный партнер его по жизни привыкал к этой глобальной лысине с трудом.
Начались даже конфликты и ссоры...
Гермес стал исчезать по вечерам, ездить в Москву и не возвращаться на ночь.
Но и это как-то уладилось – Платон Ковнацкий пошел даже на то, чтобы сделать его полноценным партнером по бизнесу, продав ему часть похоронного дела. Тайком от матери, конечно. Она и так не одобряла эту связь, но терпела и прощала, как все любящие умные матери, считая, что пусть ее любимый сын будет лучше жизнерадостным геем, чем вконец отчаявшимся одиноким неврастеником.
Зато визиты к парикмахеру стали приятным ритуалом, а не той пугающей процедурой, на которой Платон Ковнацкий постоянно узнавал, что проклятая плешь все ширится, захватывая новые и новые участки.
Можно просто расслабиться в парикмахерском кресле и наслаждаться массажем головы.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу