Татьяна Степанова - Тот, кто придет за тобой

Итак, мать и ее новый муж отбыли в Киев, он сам их на поезд проводил. Скатертью дорога и совет да любовь...

Вчера вечером получили приятную весть: крупный заказ в соседнем поселке Миусово – в сауне скончался хозяин мебельной фабрики, отгрохавший в поселке настоящий дворец. Не рассчитал силенок мужик, парясь, и схлопотал инсульт. Два года назад он приобрел у Платона Ковнацкого большой семейный участок на кладбище – и вот, что называется, обновил его лично.

Земля, земля, земля ему пухом!

Платон Ковнацкий ощущал, как теплый приятный душ омывает его череп. Парикмахер делал массаж так, что глаза слипались и хотелось спать. Но негоже спать в полдень, когда солнце высоко.

Итак, Гермес уехал хлопотать насчет похорон.

Мать вышла замуж и...

И что же было еще?

Следователь приходил...

Опять приходил следователь – через столько-то лет.

И все потому, что Валька Гаврилов... черт, удавился...

Платон Ковнацкий сел в кресле, выпрямился, и ловкий парикмахер сразу же набросил ему на голову белоснежное махровое полотенце. Платон попросил себе чашку черного кофе без сахара, выпил его не спеша, затем рассчитался на ресепшн, не забыв о чаевых для парикмахера. И пешком (городок небольшой, что же все время на машине да на машине, бензин жечь в такой день чудесный) отправился к себе в похоронный офис.

Он знал, как его окрестили в этом городишке, – Платоша-могильщик. Прозвище давным-давно приклеилось к нему как репей. Да, сейчас он владел похоронным бюро и имел свой пай кладбищенских акций, но кличка эта появилась гораздо раньше. Еще когда он ничем таким не владел.

Платоша-могильщик...

Наверное, теперь в Ясногорске никто уже не знал и не помнил, что кличку эту подарил ему он, Валька... Валька Гаврилов.

Во время летних школьных каникул они иногда ловили бабочек, майских жуков и мотыльков, летящих на огонь абажура на террасе их старой дачи. Валька Гаврилов всегда топил эту свою добычу в пожарной бочке с водой. А он, Платон, зарывал пойманное насекомое в землю, даже если оно еще трепыхалось и било крыльями, сучило лапками. И чтобы оно уже никогда не выбралось наружу из своей могилки, он всегда наступал на это место, утрамбовывая ногами землю.

Платоша-могильщик...

Нет, нет, нет, мертвецов Платон Ковнацкий не боялся. И даже та скверная метафора, которую вдруг ни с того ни с сего вспомнил пьяненький городской чиновник на свадьбе его матери... Что-то насчет пушкинского «Гробовщика» и его гостей с того света...

Когда все это происходит честь по чести, согласно похоронному ритуалу, когда все это засыпается землей и сверху придавливается могильным камнем – памятником или мраморной плитой, то... им оттуда уже нет возврата.

Как тем искалеченным бабочкам и жукам...

И лишь полустертые надписи на памятниках напоминают о них.

Но когда нет ни могильных плит, ни надписей, то...

Платон Ковнацкий шагал по родному Ясногорску – мимо аптеки, мимо витрин новой кофейни, мимо супермаркета, мимо мебельной фабрики, владельца которой в эту самую минуту законопачивали в дорогой дубовый гроб.

Полуденное солнце грело его лысый череп. И на улице, на воле дышалось так легко, что почти до сердечной боли не хотелось возвращаться в офис.

Эта сердечная боль...

Следователь приходил, интересовался...

Валька Гаврилов умер – сунул голову в петлю и отпихнул ногой... то, что там стояло внизу, – стул, табурет.

Как и тот, другой, надо же... только у того другого не имелось никакого табурета. Он привязал веревку к батарее. Откуда она взялась, та веревка...

Откуда она вообще взялась тогда?!

Кто это помнит?

Гаврилов?

Полина?

Платон Ковнацкий открыл дверь похоронной конторы.

– А, это вы, Платон Григорьевич, а я думала – клиент, – кассир, она же бухгалтер, Вера красила губы. – Директор кладбища звонил – насчет тех участков, вот я записала. Можно я на обед домой? Я быстро, пока вы здесь.

Платон Ковнацкий кивнул – пусть идет, у нее дома маленький сынишка, надо же покормить его. Мать Марианна Викторовна, хоть и была в свое время большой начальницей, тоже вот так сломя голову прибегала в обеденный перерыв, когда он возвращался из школы, и наскоро разогревала ему обед – куриный суп или сырники.

– Я скоренько, – кассир-бухгалтер защелкнула пудреницу и схватила сумку. – До чего же красивая свадьба, счастливая Марианна Викторовна.

Платон Ковнацкий усмехнулся ей вслед: хитрая змея, ведь сама же, разведенка, глаз положила на старика Глотова, когда он только появился в их конторе. А до этого строила глазки красавцу Гермесу, пока не просекла, что он любовник хозяина.