Ральф Макинерни - Третье откровение

Покорная готовность видеть в крестовых походах нападение христианства на ислам сменилась воспоминаниями о мусульманских вторжениях в Европу. Теперь было уже ясно, что враг обосновался внутри.

Словно осознав наконец смысл своего существования, вооруженные силы смели погромщиков с европейских улиц и площадей. Законы были пересмотрены, иммигрантов пароходами вывозили прочь из Старого Света через средиземноморские порты.

День смерти Орианы Фаллачи во многих странах объявили государственным праздником.

Быть может, в Фатиме Богородица и не предсказала это решающее противостояние, но это сделала атеистка от католиков.

Европейский союз распался.

Евро ушло в прошлое. В возрожденные государства снова вернулись разноцветные лиры, песеты, марки и франки.

Люди робко, в первую очередь женщины и дети, но затем и мужчины, потянулись обратно к вере своих отцов. Когда запретили порнографию и объявили вне закона аборты, циники заговорили о новом пуританстве.

В Иерусалиме евреи и палестинцы, брошенные могущественными заступниками, наконец сели за стол переговоров, и казавшийся бесконечным мирный процесс завершился решением, которое удовлетворило обе стороны.

Правительства ближневосточных стран в резкой форме опротестовали высылку своих единоверцев и предлагали на Генеральной Ассамблее Организации Объединенных Наций одну резолюцию за другой. Это ничего не дало. Запад устал выслушивать нотации от правительств, спонсирующих терроризм и джихад. Когда в мусульманских странах разразилась кровавая гражданская война между различными течениями ислама, их представители в ООН, обвиненные в предательстве национальных интересов, один за другим сложили с себя полномочия и попросили политического убежища в Нью-Йорке. После отказа их выслали домой, на милость соотечественников.

Но не слишком ли поздно? Окрепнет ли переломленный хребет Европы, всего западного мира настолько, чтобы довести начатое до конца?

Папа вернулся в Ватикан. Теперь он снова смотрел на площадь перед собором Святого Петра, заполненную паломниками, кающимися и миролюбивыми туристами. Когда наместник Христа на земле поднимал руку, благословение его распространялось далеко за пределы Ватикана, оно неслось в обращении urbi et orbi, городу и миру.

Законы и армии ничто без веры во всемогущего Бога и посредничества Его благословенной Матери. Воскресные молитвы его святейшества, прочитанные при огромном стечении народа, впоследствии внимательно изучали как предлагающие единственное рациональное объяснение проходившим юридическим и общественным реформам.

Перед возвращением в домик на берегу Чесапикского залива Дортмунд навестил Трэгера в ватиканской больнице.

— Тебе повезло, что ты остался жив, — сказал он, пододвигая стул к койке.

— Всем нам повезло.

— Пожалуй.

— Мне сказали, все обвинения против меня сняты, — заметил Трэгер.

— А кто их выдвинул?

— Один обезумевший прокурор, вставший на путь преступлений.

Смешок Дортмунда был равносилен громкому хохоту любого другого человека.

— Когда вернешься, Винсент, загляни ко мне в гости.

После ухода Дортмунда Трэгер поймал себя на том, что в мысли о возвращении домой для него нет ничего привлекательного. Бедняги Беа больше нет в живых, ее застрелил Анатолий — еще одна отметина на оружии безжалостного убийцы. Но новых жертв не будет. Родригес рассказал, что труп Анатолия обнаружили в подвале Североамериканского колледжа.

— И никаких улик, — добавил он.

— Отчет, который я ему передал, был при нем?

— Нет, не было.

— Вот тебе и улика, Карлос.

Когда Чековскому принесли отчет, он просто рассеянно кивнул.

— Оставьте, я посмотрю, когда будет время.

Но как только помощник закрыл за собой дверь, Чековский схватил конверт и достал из него стопку листов. Пробежав взглядом первую страницу, он пролистал документ и швырнул его на стол. Ему досталась лишь распечатка предварительного отчета, а не то, что хранилось в Ватиканском архиве. Однако это лишь усилило решимость Чековского любой ценой получить то, чего у него не было. Необходимо выяснить, упоминается ли его фамилия в окончательном варианте.

Перед уходом из посольства Чековский разорвал листы, забрал ворох клочьев к себе домой и сжег в камине. Горящая бумага приятно пахнет и почти не дает дыма.

— Поздравляю ваше высокопреосвященство с тем, что вам удалось вернуть этот священный документ, — сказал Чековский кардиналу Пьячере, встретившись с исполняющим обязанности государственного секретаря несколько дней спустя.