Кирилл Казанцев: Отмщённый

— Чего улыбаешься?

— Ничего… — Она протяжно замурлыкала. — А что?

— Опасаюсь, — пробормотал он. — Нельзя доверять людям, улыбающимся в семь утра…

Он проснулся через час. Все — это был предел. Организм сказал: ша. Выспался. В голове царила полная муть. Какая-то странная комната: стены обиты досками, из щелей торчала пакля. Ветер завывал — почему-то под домом. Наверное, тоже ничего удивительного — причудливо сбитые бревна и доски (называемые домом) покоились на мощных бетонных сваях. Девушка спала: еще не выспалась. Опухшая мордашка высовывалась из-под пыльного одеяла, носик потешно морщился. По-видимому, в ближайшие несколько минут она собиралась чихнуть, а значит, проснуться. Он тихо поднялся, стараясь ее не разбудить, натянул новые штаны с болтающейся биркой, на цыпочках подкрался к окну. Поселок был компактным, нелепые сооружения возвышались везде, между ними прочерчивались полоски бывших грядок, клумб, газонов. Все запущено, в полуразобранном состоянии. Дворы захламлены, чердачные пространства продувались насквозь. Кругом заборы, заборы. И тишина… Павел вздрогнул: хлопнула дверь через участок. На крыльцо вышла женщина пенсионного возраста — в мужской почему-то кепке. Она тащила связку пустых пятилитровых бутылок из-под «Чистой воды». К горлышку каждой бутылки была привязана ручка из бечевки. Женщина спустилась с крыльца — очень медленно, словно лыжник с горки, и побрела за угол, к предполагаемому источнику воды. Не так уж одиноко в этом райском уголке… Речка за грудой построек не просматривалась. Прекратился дождь — чтобы через пару минут снова разразиться. Павел обернулся. Катя передумала чихать, а значит, просыпаться. С головой ушла под одеяло…

Передвигаться по дачке следовало осторожнее, чем по минному полю. Половицы угрожающе прогибались. «Буйки поставить нужно, — подумал он. — Чтобы знать, где можно ходить, а где не стоит». Он выбрался в закрытый двор, недоуменно озирался. Рослые заборы со всех сторон, груда ссохшегося перегноя посреди участка, вереница подсобных построек. Проржавевший мангал — единственная отрада для тех, кто тут хозяйничал. Он шмыгнул в туалет, сделал свои дела, стараясь не всматриваться и не внюхиваться. Вернувшись в дом, он заперся на щеколду, на цыпочках прокрался в спальню. Катя спала, завернувшись в одеяло. Время для побудки еще не наступило. Он вздохнул и отправился на поиски воды. Мерцать в поселке он побаивался — пусть колонка и находилась где-то рядом. Искомое нашлось в бочке под водосточной трубой — воды в ней было через край. Выяснить устройство газовой плиты — разобрать ее и снова собрать — не составило труда. На плите попыхивал старомодный чайник с носиком. Он сделал крепкий чай из «старомодной» байховой заварки — почти чифир, единственный напиток, который уважал на зоне, — выпил, обжигая губы, зажевал съестной мелочью из походной сумки. Катя не просыпалась. Он подкрался к кровати, осторожно отогнул одеяло, чтобы выяснить — это точно Катя? Несколько минут он любовался обнаженной спящей женщиной. А когда эстетического удовольствия впитал в себя столько, что потеплело в низу живота, вернул одеяло на место и занялся домашними делами. Он слил кипяченую воду в кастрюлю, снова поставил чайник. Повесил рукомойник в сенях, наполнил его водой. Пожарил яичницу на чугунной сковороде, начиная догадываться, зачем в супермаркете Катя набрала перепелиных яиц. Она не проснулась даже на запах глазуньи. Будить не хотелось. Нет страшнее существа, чем невыспавшаяся женщина. Помявшись, он съел глазунью, проанализировал ощущения в желудке и разбил на сковородку еще четыре яйца.

В доме было не жарко. Он изучил конструкцию печки и пришел к выводу, что некоторое время она продержится. Забраться в дымоход возможности не было, и он решил надеяться на лучшее. Не меньше часа он рубил дрова на траве — нашелся и топор, и заплесневелая чурка, и целый кубометр отсыревших бревен. Он относил свою продукцию мелкими порциями в дом, складировал у печки, регулярно при этом заглядывая в комнату. Катя не просыпалась. Это начинало утомлять. Он чувствовал себя каким-то одиноким и обманутым. Он вспотел в процессе заготовки дров, а потому решил соорудить душевую комнату и помыться. В сенях имелась дырка в полу, вокруг нее и выросла кабинка из плохо пахнущей парниковой пленки. «Душ» приводился в движение наклоном чайника с теплой водой, подвешенного на скобе. Помывшись, он приступил к растопке печи, резонно рассуждая, что дым из трубы не должен никого испугать — ну, приехали дачники на свою запущенную дачку…