Джеймс Чейз - Подобно тени

Он хихикнул, роясь в буфете.

«Но не с тобой, – подумал я раздраженно, – держу пари, с тобой она не очень-то романтична».

Шахматный набор, который он, раздувшись от самодовольства, выгрузил на столик, выглядел впечатляюще. Изящные шахматные фигуры из слоновой кости словно светились в пляшущих отблесках каминного огня.

– Красивые шахматы.

– Это великолепные шахматы.

Он протянул мне ферзя:

– Четырнадцатый век, работа Пизано. Отец нашел их в Италии и передал мне, чтобы я в свою очередь передал их своему сыну. Он очень категоричен в этом пункте, но что я могу поделать? У меня нет сына.

Он принялся расставлять на доске фигуры, его мохнатые брови сошлись у переносицы, придавая лицу угрюмое и обиженное выражение.

– «Не сейчас, подожди немного; может быть, в следующем году» – вот что она говорит, но какая мне радость от сына, если к тому времени я буду старой развалиной?

На негнущихся ногах я подошел к окну, раздвинул занавески и уставился в темноту, не желая, чтобы он заметил мое багровое от прилившей крови лицо. Реакция на его болтовню удивила меня самого: я едва не задыхался от злобы.

– Давайте приступим. Усаживайтесь поудобнее.

Услышав скрип двери, я обернулся. Она стояла в дверном проеме и пристально смотрела на Зарека. Ее подбородок был угрожающе приподнят, черты лица искажены гневом, она тяжело дышала, словно собираясь выплеснуть ярость, копившуюся долгие годы.

– Закончился уголь! Неужели я сама должна таскать уголь, когда в доме двое мужчин? – Ее голос был низким, хриплым и дрожал от бешенства.

Зарек нахмурился:

– Тебе не следует беспокоить меня, дорогая, когда я играю в шахматы.

– Я принесу, – выпалил я, бросившись ей навстречу.

Зарек уставился на меня, раскрыв рот, но я не обратил на него внимания.

– Если вы покажете, где он хранится, я отнесу его на кухню.

Она развернулась и, ни на кого не глядя, вышла из комнаты. Я поспешил за ней.

– Митчелл!

Я не остановился и не оглянулся. Сказать по правде, в этот момент я не остановился бы и под дулом пистолета.

Мы прошли в стылую неопрятную кухню, больше похожую на сарай. Вымытая посуда грудой лежала на столе, грязное кухонное полотенце валялось на полу возле раковины.

Она вытащила два порожних ведра для угля.

– Уже стемнело, пожалуй, я покажу вам дорогу.

– Я справлюсь. Просто объясните, где вы храните уголь.

Казалось, все происходит во сне: слова срывались с губ, но не значили ничего. Я понимал: еще немного – и я сожму ее в объятиях.

– И все же будет лучше, если я пойду с вами.

Она протиснулась мимо меня к двери черного хода, подняла щеколду, толкнула дверь и решительно шагнула вперед.

После слепящего света комнат темнота снаружи казалась непроницаемой. Я пробирался почти на ощупь, ориентируясь лишь на звук ее шагов, сердце колотилось, в висках пульсировала кровь.

Где-то впереди раздался скрежет отпираемого засова, потом щелчок выключателя, и ее темный силуэт качнулся на желтом фоне дверного проема.

– Вы найдете дорогу назад?

Жестяные ведра глухо звякнули, когда я поставил их на землю.

– Конечно.

Она повернулась, чтобы уйти, и с решимостью обреченного я схватил ее за запястье. Ни проблеска удивления не отразилось на ее лице; она посмотрела на меня все тем же пустым, отчужденным взглядом, молча высвободила руку и пошла прочь размеренной, неторопливой походкой, какой идут по сотни раз пройденному, набившему оскомину пути в очередной, ничем не примечательный раз.

Я сжал пальцы в кулак, пытаясь сохранить на них тепло ее плоти, вглядываясь в темноту, вслушиваясь в удаляющийся звук ее шагов, раздавленный безжалостной и безнадежной громадой того, что случилось со мной, ненавидя Зарека, себя и весь мир.

Не знаю, сколько я простоял так на светлом пятачке среди бездонного мрака ночи, упиваясь жалостью к себе, прежде чем поднял лопату, набросал в ведра угля и ощупью вернулся к дому.

Сквозь распахнутую дверь черного хода лился электрический свет, разбавляя белесой желтизной бархатную темноту двора.

Кухня была пуста.

Я поставил ведра у бойлера, ополоснул руки в раковине, двинулся было к выходу и замер, не веря своим глазам: на полке у двери стояла бутылка виски. Нескольких мгновений хватило, чтобы выдернуть пробку и прильнуть губами к узкому горлышку. Холодная жидкость обожгла горло и растеклась по пищеводу живительным теплом…

– Шах и мат.

Я отодвинул стул и изобразил улыбку: