он сделал это не из-за письма, во всяком случае, не только из-за него.
По лысым холмам навстречу ветру я шел домой и думал о странных событиях последних недель, но не о Джордже и его минах замедленного действия, а о Джереми и Аманде.
Благодаря настойчивости Джереми я начал искать Аманду, и теперь у меня есть бабушка, дядя, сестра. Я хоть что-то узнал об отце и обрел корни, которых не имел никогда. В мою жизнь вошли люди. Родные. Любящие, удачливые, достойные восхищения? Да так ли это важно? Я не желал подобной связи, но, обретя ее, ощутил непоколебимо и прочно, как камни фундамента.
Я вернулся в дом, где жил когда-то, нашел Саманту, которая помнила меня маленьким, а с ней пришло ощущение продолжения. Обрывки детства сложились в четкую линию и вывели меня к Чарли. Я больше не плыл по течению. Я чувствовал почву под ногами.
С вершины холма был виден мой дом — я дошел до кромки, на которую часто смотрел из окна гостиной. Внизу расстилался Ламбурн. Дом Гарольда, конный двор, длинный ряд коттеджей, мой посередине… Семь лет я прожил в этой деревне, стал частью ее, дышал одним воздухом с ее обитателями. Но душой и умом я уже покидал это место, и близок час, когда я оставлю его навсегда. Мы с Клэр переберемся поближе к ее любимому издательству. Я стану фотографом.
Он уже во мне, мой завтрашний день, я принял его, он ждет. Скоро, очень скоро я шагну навстречу будущему.
Поработаю жокеем до конца сезона, еще пять-шесть месяцев. А в мае или в июне, когда наступит лето, распрощаюсь со скачками. Рано или поздно каждый жокей должен уйти из конного спорта. Надо предупредить Гарольда, чтобы он успел к осени подыскать мне замену. А пока с удовольствием поработаю у него — кто знает, может, выиграю скачки в Эйнтри, это мой последний шанс. Все может быть. У меня еще есть силы и воля к победе. Лучше уйти сейчас, пока хочется жить и целы кости.
Не жалея ни о чем, я спустился к подножию холма.
Через два дня приехала поездом Клэр, чтобы отобрать нужные фотографии.
Готовлю портфель, — сказала она. — Теперь я твой агент, дело не ждет. — Я рассмеялся. — Ничего смешного, — обиделась Клэр.
У меня был выходной, и я договорился забрать Джереми из больницы и отвезти домой. Потом позвонил Лансу Киншипу и сказал, что фотографии для него давно готовы, а его что-то не видно, так что могу завезти, если он не против, мне по пути. «Очень мило с вашей стороны», — обрадовался Киншип. Я предложил заехать днем. Он ответил «хорошо», как всегда, поперхнувшись последним «о». «Мне нужно поговорить с вами», — предупредил я Киншипа. «Весь к вашим услугам», — согласился он.
Джереми выглядел много лучше, чем в воскресенье; лицо уже не пугало бледностью. Мы помогли ему сесть на заднее сиденье и набросили ремень, который он пристегнул с отвращением, заявив, что он не престарелый инвалид, а вполне жизнеспособный молодой адвокат, притом подающий надежды.
Да, кстати, — сказал он, — вчера меня навестил дядя. Плохие новости, Филип. Старая миссис Нор умерла в ночь на понедельник. Нет… Ты же знал, что ее дни сочтены. Да, но… Дядя передал мне для тебя два письма, они в портфеле. Достань-ка.
Я прочел их тут же, на больничной автостоянке. Одно было адресовано мне. Второе представляло собой копию завещания.
Дядю срочно вызвали в лечебницу составить завещание: врач сказал, что миссис Нор умирает. А что в завещании, ты знаешь? Нет, — покачал головой Джереми. — Дядя только сказал, что старуха осталась верна себе до последней минуты.
Я достал завещание из конверта.
«Я, Лавиния Нор, находясь в здравом уме и
твердой памяти, настоящим завещанием отменяю все предыдущие и выражаю свою последнюю волю…»
Далее следовало несколько строчек юридической белиберды, сложным путем назначалась пенсия повару и садовнику, и в самом конце — главное:
«Половину своего имущества, движимого и недвижимого, завещаю своему сыну Джеймсу Нору…
Вторую половину своего имущества, движимого и недвижимого, завещаю своему внуку, Филипу Нору, в полную безраздельную собственность, без ограничений и железных поводьев…»
Что с тобой, — встревожилась Клэр. — Отчего ты так помрачнел? Старая ведьма… она победила.
Вскрыв второй конверт, я достал написанное нетвердой рукой письмо, без приветствия и прощания.
«Мне кажется, ты нашел Аманду, но скрыл это от меня, чтобы не расстраивать. Она монахиня?
С моими деньгами делай что хочешь. Если тебя от них потянет блевать, как ты сказал однажды… желаю проблеваться. Или передай моим генам.
Читать дальше