Артур Конан Дойль - Собака Баскервилей

Попробуем разобраться в справедливости и причинах вышесказанного. И начнем не с собственно детективной истории. Прежде определим место действия.

«По обе стороны дороги поднимались зеленые склоны пастбищ, но впереди, за пределами этого мирного залитого солнцем края, темнея на горизонте вечернего неба, вырисовывалась сумрачная линия торфяных болот, прерываемая острыми вершинами зловещих холмов… Стук колес нашего экипажа постепенно замер, потонув в густом слое гниющей травы».

«Перед нами поднималось крутое взгорье, поросшее вереском, – первый предвестник торфяных болот. На вершине этого взгорья, словно конная статуя на пьедестале, четко вырисовывался всадник».

Обратите внимание: едва эти первые отсветы Тайны обнаруживаются читателем, как тотчас вносится рациональное объяснение, имеющее отношение уже к категории Загадки: «Из принстаунской тюрьмы сбежал арестант, сэр. Вот уже третий день его разыскивают. Выставили сторожевых на всех дорогах». В придачу к этим словам доктор Ватсон тут же вспоминает о «деле Селдена», которым, оказывается, в свое время занимался Шерлок Холмс… Но напомним читателю процитированное выше утверждение Т. Кестхейи насчет фиктивности объяснений. Прибавим к неподвижным фигурам всадников, стоящих на границе дня и ночи, света и тьмы (стражи Апокалипсиса?) кровавый цвет неба и загадочную Гримпенскую трясину , торфяные болота , которую всадники эти охраняют: «Где-то там, на унылой глади этих болот, дьявол в образе человеческом, точно дикий зверь, отлеживался в норе, лелея в сердце ненависть к людям».

Если мало этого, обратим внимание на дополнительные характеристики. Например, вот на эту:

«…Узкий проход между искрошившимися каменными столбами вывел нас на открытую лужайку, поросшую болотной травой. Посередине ее лежат два огромных камня, суживающихся кверху и напоминающих гигантские клыки какого-то чудовища».

Нам остается вслед за А. Конан Дойлом констатировать:

«Сцена обставлена как нельзя лучше – если дьявол действительно захотел вмешаться в людские дела».

Всадники Апокалипсиса вообще-то не столько выполняют функции стражей призрачной границы между материальным миром и миром потусторонним, сколько служат грозным предостережением.

Зло персонифицировано – как и положено в детективном произведении – в образе Стэплтона. Конан Дойл снабжает этого героя чрезвычайно любопытной биографией, профессией и хобби.

«Когда он близко подошел к Египту, то сказал он Саре, жене своей: вот, я знаю, что ты женщина, прекрасная видом; и когда увидят тебя египтяне, то скажут: это жена его; и убьют меня, а тебя оставят в живых. Скажи же, что ты мне сестра, дабы хорошо мне было ради тебя». Не подумайте, что автор по рассеянности процитировал Святое Писание. Вовсе нет. Как ни кощунственно на первый взгляд это звучит, но в биографии Стэплтона и его жены явственно прослеживается библейское заимствование: «Женщина, которую он выдает здесь за мисс Стэплтон, на самом деле его жена… Повторяю, эта леди не сестра Стэплтона, а его жена».

Итак, муж и жена появляются в землях, принадлежащих некоему властителю (в повести – сэру Чарльзу Баскервилю), и поселяются здесь с его, властителя, согласия. Властитель, не подозревающий об истинных отношениях «сладкой парочки», принимает чрезмерное участие в судьбе красавицы, за что немедленно карается появлением адского чудовища, рожденного Гримпенскими болотами.

Остановимся и подумаем: что может означать такое пародирование Библии? Кто может позволить себе пародировать Священную историю?

Кто он такой, этот мистер Стэплтон? Присмотримся к нему внимательнее: «Невысокий худощавый блондин лет тридцати пяти, с чисто выбритой, несколько постной физиономией и узким, длинным подбородком. На нем был серый костюм и соломенная шляпа. Через плечо у него висела жестяная ботаническая коробка, а в руках он держал зеленый сачок для ловли бабочек». Казалось бы, ничего привлекающего внимания – ну разве что сачок. Но уже спустя короткое время автор устами доктора Ватсона сообщает: «От этого спокойного бесцветного человека в соломенной шляпе и с сачком для ловли бабочек веяло чем-то грозным. Выдержка и терпение, сопряженные с хитростью, на губах улыбка, а в сердце черная злоба».

Что же скрывает маска безобидного любителя энтомологии?

Бабочка во все времена и во всех мифологиях выступала символом человеческой души. Кто же гоняется с сачком за беззаботно порхающими душами? Порхающими на границе мира земного и инфернального, то есть на болотах: «Какие там редкостные бабочки!.. Я осмеливаюсь туда ходить, потому что у меня есть своя сложная система примет». Это слова самого Стэплтона. Что за энтомолог у врат адской пучины, профессионально охотящийся за пытающимися упорхнуть душами, опять-таки вполне понятно.