Роберт Гулик - Убийство в Кантоне

— Возможно, этот случай с цензором окажется моим последним расследованием. Скорее всего, отныне мне придется целиком и полностью посвятить себя государственным делам. И если какие-то из них, подобно делу цензора, окажутся связаны с преступлением, я прикажу заняться ими кому-нибудь другому. Замечания Лян Фу о моих способах расследования показались мне верными. Я решил, что пришло время завершить карьеру сыщика. Мои приемы стали слишком широко известны, и умный преступник может использовать это знание в своих интересах. Мои приемы — это часть меня самого, и я слишком стар, чтобы менять их. Более молодые и сведущие продолжат оттуда, где я остановился.

Сегодня, как только спадет жара, я отправляюсь в столицу с особым эскортом. Вы оба последуете за мной, как только завершите дело цензора. Неукоснительно придерживайтесь официальной версии и проследите за тем, чтобы не выплыло наружу ничего из того, что действительно произошло здесь, в Кантоне. О Мансуре можете не беспокоиться: он сбежал на арабском корабле, но за ним в устье реки посланы быстроходные боевые джонки. Его подвергнут тайной казни, ибо он посвящен в государственные дела, которые ни в коем случае не должны дойти до ушей халифа.

Сказав это, судья встал из-за стола.

— Нам всем нужно немного отдохнуть! Вам больше нет нужды возвращаться на свои убогие постоялые дворы. Ступайте в мою гардеробную: там есть две лежанки. А потом попрощаемся, и принимайтесь за работу. Не сомневаюсь, что уже завтра вы сможете покинуть Кантон.

В дверях Дао Гань уныло проговорил:

— Мы здесь всего два дня, но я вдоволь нагляделся на этот Кантон!

— Я тоже! — буркнул Цзяо Тай и, посмотрев на судью, как бы между прочим добавил: — Жду не дождусь, когда смогу продолжить свою работу в столице, ваша честь.

Судья Ди бросил взгляд на бледное лицо своего помощника и с грустью подумал, что за всякую науку приходится платить высокую цену.

— Рад это слышать, Цзяо Тай, — с улыбкой вымолвил он.

Они поднялись на второй этаж по широкой лестнице, ведущей в покои судьи Ди. В гардеробной, окинув взглядом два роскошных ложа с балдахинами, Цзяо Тай криво ухмыльнулся и сказал Дао Ганю:

— Можешь занимать любое или оба сразу! — Потом он обратился к судье: — Предпочитаю вздремнуть на этой циновке у вашей двери, ваша честь! Тем более в такую жару!

Судья кивнул и, откинув завесу, вошел в опочивальню. Там было жарко и душно. Он подошел к широкому арочному окну и поднял бамбуковую штору, но тут же вновь опустил ее, ослепленный лучами полуденного солнца, что отражали глазурованные плитки дворцовых крыш.

Он отошел от окна и положил шапку на столик около кровати. Здесь же, за чайником, лежал его кинжал. Судья проверил, не остыл ли чайник, и взгляд его упал на меч Дракон Дождя, висевший на стене. При виде заветного клинка он вдруг вспомнил меч Покорителя южных морей на портрете в зале предков Ляна. Да, во флотоводце текла кровь танка. Но его стихийные страсти сдерживал выдающийся разум, и эти страсти возвысились до почти сверхчеловеческого мужества. Подавив вздох, судья сбросил тяжелое парчовое платье. Оставив на себе только белую шелковую рубаху, он растянулся на ложе.

Глядя на высокий потолок, он задумался о своих помощниках. В трагедии, что пережил Цзяо Тай, имелась и его вина. Давно следовало позаботиться о том, чтобы Цзяо Тай остепенился, обретя семью — разве это не одна из его обязанностей по отношению к верному слуге? Ма Жун вот женился на тех двух дочерях кукольника. Следовало позаботиться и о подходящей партии для Цзяо Тая. Он что-нибудь придумает, когда вернется в столицу. Хотя это будет совсем не просто. Цзяо Тай принадлежит к прославленному роду воинов, что много столетий тому назад обосновались на северо-западе империи. Все они отважные люди, простые и преданные, которые живут ради сражений, охоты и беспробудного пьянства, и женщины им нравятся такие же непреклонные и независимые. К счастью, в этом отношении куда проще с Дао Ганем — он всегда был закоренелым женоненавистником.

Затем судья принялся обдумывать те важные решения, что предстоит сделать по возвращении в столицу. Он догадывался, что верная законам империи партия предложит ему выполнять обязанности покойного цензора. Но не лучше ли дождаться Великой Утраты, прежде чем делать столь ответственный шаг? Он попытался рассмотреть все возможные варианты, но мысли его путались. Приглушенные голоса Цзяо Тая и Дао Ганя, едва слышные из-за завесы, навевали дрему. Когда бормотание стихло, судья погрузился в сон.