Роберт Гулик - Убийство в Кантоне

— Конечно. Храм Цветочной пагоды в западном квартале.

— Он самый. Ну, и слышу вдруг этот стрекот — он звучал как-то испуганно. Я положила у самой стены кусочек огурца и позвала его, вот так. — Она поджала губы и издала звук, удивительно напоминавший стрекотание сверчка. — После чего присела в ожидании. Наконец он появился; я слышала, как он хрумкает огурцом. А когда он наелся до отвала и стал вполне счастлив, я уговорила его залезть в эту выдолбленную тыкву, которую всегда ношу в рукаве. — Она подняла голову: — Слышите? Он опять затянул свою прекрасную песню.

— Да, великолепно!

— Мне кажется, со временем и вы могли бы их полюбить. У вас такой добрый голос, вы не можете оказаться задирой. Что вы сделали тем двоим, что напали на меня? Кажется, им было очень больно.

— Ну, я не боец. И, знаете ли, вовсе не молод. Почти вдвое старше вас. Но я многого навидался и способен за себя постоять. Надеюсь, что и вас, Ланьли, чему-то научит сегодняшний опыт. На свете много отвратительных типов, желающих обидеть такую девушку, как вы.

— Вы и вправду так думаете? Нет, я считаю, что люди, в общем, вполне добросердечны. А если и злы, то это в основном оттого, что несчастливы или одиноки, или не в состоянии получить то, что им хочется, а то и наоборот, оттого, что получают все, что им хочется. Держу пари, что тем двоим не на что было купить себе еды, не говоря уж о женщине! Я испугалась, что они забьют меня до смерти, когда все закончится. Но теперь мне понятно, что они не стали бы так поступать, ведь слепая не может их опознать и предъявить обвинение.

— Когда я в следующий раз их повстречаю, — раздраженно заговорил Дао Гань, — то дам каждому по слитку серебра в награду за их добрые намерения! — Он допил чай и продолжил с довольной ухмылкой: — Кстати о серебре, полагаю, оно бы им очень пригодилось, ведь один никогда уже не сможет орудовать правой рукой, а другой попытается смыть известь и тем самым изувечит себя!

Девушка вскочила со скамьи.

— Какие ужасные деяния вы сотворили! — гневно воскликнула она. — И, похоже, вам это доставило удовольствие! Вы мерзкий, жестокий человек!

— А ты глупа как пробка! — не остался в долгу Дао Гань. Встав и направившись к двери, он угрюмо добавил: — Благодарю за чай!

Она нашарила свечу и, высоко подняв ее, вышла на лестницу вслед за ним.

— Будьте осторожны, — кротко промолвила она, — ступеньки скользкие.

Невнятно произнеся что-то в ответ, Дао Гань пошел вниз.

Стоя в переулке, он прищурился, чтобы как следует разглядеть дом. «Просто по привычке, — сказал он себе. — У меня, разумеется, нет ни малейшего желания сюда возвращаться. Мне вообще нет нужды в женщинах, не говоря уж об этой безмозглой девчонке с ее дурацкими сверчками!»

И, весьма раздосадованный, зашагал прочь.

Главная дорога, пересекавшая город с севера на юг, была ярко освещена разноцветными фонарями лавок, харчевен и питейных заведений. Дао Гань двигался вместе с пестрой толпой. До него доносились обрывки шумных ссор и ожесточенных перебранок, и на душе становилось веселее. Когда вдали показались высокие стены губернаторского дворца, на губах его снова играла обычная язвительная усмешка.

Здесь было меньше лавок, и толпа поредела. Теперь по обе стороны дороги высились большие дома с вооруженными часовыми у ворот. Те, что слева, были заняты всевозможными службами городского суда, а направо располагались гарнизонные постройки. Дао Гань взбежал по широким мраморным ступеням, поднимающимся к великолепным дворцовым воротам, покрытым красным лаком. Дойдя до восточного угла неприступной зубчатой стены, он остановился у небольших ворот и постучал в ставень смотрового окошка. Он назвался часовому, створка распахнулась, и Дао Гань по длинному и гулкому мраморному коридору направился к внутреннему двору западного крыла, где судье Ди были предоставлены личные покои.

В приемной разряженный дворецкий поднял брови при виде невзрачного посетителя. Дао Гань невозмутимо скинул свой видавший виды кафтан. Под ним оказалось темно-коричневое платье с вышитыми золотом воротником и манжетами, указывавшими на его высокое положение. Дворецкий тут же отвесил низкий поклон и со всем почтением принял потертую одежду, после чего распахнул перед гостем высокую двустворчатую дверь.

Огромный пустой зал тускло освещала дюжина серебряных канделябров, стоящих между выстроившимися двумя величественными рядами вдоль боковых стен толстыми колоннами, так же как и ворота, сияющими красным лаком. Слева находились широкое ложе резного сандалового дерева и столик с высокой бронзовой вазой для цветов, а всю центральную часть зала устилал синий ковер.