Найо Марш - Однажды в Риме. Обманчивый блеск мишуры [сборник - 26, 27]

Аллейн снова сменил позицию на подоконнике: теперь он присел на корточки. Затем легонько дернул на себя задвижку створок и изо всех сил ухватился за ставни, чтоб не дребезжали на ветру и в то же время не лишали его щели для обзора.

Их было трое. Ветер все еще довольно громко завывал по всему периметру двора, но голоса все же доносились до детектива. Фонарь — очевидно, не без труда — они установили в таком положении, чтобы луч падал прямо на огромный упаковочный ящик, представлявший собой основу «надгробия». Один из пришедших вошел в центр светового круга. В руке у него посверкивала лопата с длинной ручкой. Еще две пары рук ухватились за крышку ящика. Из чьих-то уст раздалось: «Взяли!»

Аллейн отпустил створки ставней. Они распахнулись, заплясали на ветру и захлопали о каменную стену усадьбы. Сыщик спрыгнул с подоконника во двор и посветил своим фонарем.

По ближнюю сторону от скульптуры стояли Кискоман и Мервин, по дальнюю — Винсент.

— Раненько взялись вы за работу, — заметил Аллейн. — Не могли дождаться света?

В ответ не последовало ни звука, ни движения. Казалось, будто перед детективом — не живые люди, а марионетки, застывшие навеки средь грозной бури.

Потом послышался высокий тенор Кискомана:

— Винс попросил нас помочь, знаете. Убрать тут все.

Снова молчание.

— Вот именно, попросил, — наконец подтвердил Винсент.

А Мервин добавил:

— А то как-то оно так нехорошо, сэр. Все покорежено. Ураганом.

— Просто уродство какое-то получается, — поддакнул Кискоман.

— А что же Найджел сам не помогает? — поинтересовался Аллейн.

— Мы не хотели его расстраивать, — растолковал Мервин. — Он такой ранимый.

Эти смехотворные пояснения слугам приходилось орать в полный голос, чтобы перекричать шум бури. Детектив медленно двигался как бы в обход, не спуская глаз со всей троицы, пока вдруг не наткнулся легонько на одну из колонн парадного крыльца. Он вспомнил: когда ребята Рэйберна уходили и забирали свою поклажу с этой террасы, один из них зажег верхний свет — на каждой из колонн был установлен особый, архитектурно украшенный светильник.

Аллейн по-прежнему не спускал фонаря со слуг Хилари, а те словно бы поворачивались на каблуках вслед за ним по направлению его движения и только прижимались все теснее друг к другу. Детектив протянул руку к задней из колонн и пошарил по ней, не глядя. Потом сделал шаг назад и прижался спиной к холодной стене дома.

— Почему, — крикнул он, — вы не подождали рассвета, чтобы заняться этим делом?

Все разом смущенно затараторили, выдавая какие-то совершенно неправдоподобные объяснения: Хилари не любит разбросанного мусора, Найджел очень болезненно переживает печальную судьбу своего творения — то, что ему предстоит растаять.

— Ладно, пошевеливайтесь, — сказал Винс, и руки в перчатках снова задвигались по направлению к ящику.

Аллейн нащупал выключатель. Вмиг террасу и двор залило светом, как во время рождественского праздника Хилари. Представление, в котором участвовали темнота, ручные фонарики и неясно очерченные фигуры, закончилось. Трое коренастых тепло одетых мужчин стояли вокруг упаковочного ящика, уставившись на четвертого.

— Прежде чем вы его увезете, я хочу посмотреть, что в нем, — сказал Аллейн.

— Ничего в нем нет, — заявил Кискоман пронзительно, а Винсент одновременно сообщил:

— Он забит гвоздями, вы его не откроете.

— Это всего лишь старый упаковочный ящик, сэр, — вступил Мервин. — В нем когда-то привезли пианино. Он набит разным мусором, который в него сваливали, чтобы потом вывезти.

— Тем не менее, — повторил Аллейн, — я хочу заглянуть в него. Сделайте одолжение.

Он подошел к ним. Вся троица, сомкнув плечи, встала перед ящиком. «О боже! — подумал Аллейн. — Как безнадежно жалко и мерзко».

Он видел, что каждый из троих от безысходности пытается использовать двух остальных в качестве защиты для себя. Им необходимо было чувствовать друг друга, слиться воедино, отказавшись от собственной индивидуальности, окаменеть.

— Знаете, это не дело, — сказал Аллейн. — Этим вы только вредите себе. Я должен проверить, что там внутри ящика.

Как испуганный ребенок, старающийся демонстративно выказать неповиновение, Кискоман заявил:

— Мы вам этого не позволим. Нас трое, а вы один. Берегитесь.

— Послушайте, сэр, не надо, — поддержал его Мервин. — Ничего хорошего из этого не выйдет. Не надо.

А Винсент, не в силах скрыть дрожи, добавил: