Найо Марш - Однажды в Риме. Обманчивый блеск мишуры [сборник - 26, 27]

— Найджелу?

— Угу. Бесплотному чудодею.

— А каково все же ваше мнение о здешнем антураже, мистер Смит?

— О чем это вы сейчас сказали?

— Об окружающей обстановке. Об обитателях. Об укладе жизни. Я имею в виду — в «Алебардах».

— А-а. Вас понял. Что ж, скажу: обстановка своеобразная. Диковинная. Специфическая. С какой стороны ни глянь — чуднáя. Но ведь, говоря образно, сам Хилли такой. Ему как раз подходит. Вот глядите: если б он, предположим, набрал себе сюда банду, ну там… фармазонов…

— Кого?

— Фальшивомонетчиков. Или шулеров. Или вымогателей. Или скупщиков краденого. Или аферистов. Или еще какой-нибудь такой шушеры — тут я бы был против категорически, можете поверить. Но вот убийцы — они одноразовики, с ними — дело другое.

— Знаете, мой муж с вами согласен.

— Ну вот, а кому же еще знать, как не ему-то?.. А вот от Альфа Маулта вы таких слов не дождетесь. Скорей рак на горе свистнет.

— Вы полагаете, он не доверяет здешнему персоналу?

— На дух не переносит их всех, простите уж за прямоту. Он, знаете ли, из тех, кто любит только норму, только стандарт, только чтоб по струнке. Солидность, приличия и политес подавай этому Альфу Маулту. Слуга военного разлива и большой сноб. Это я вам точно говорю. Я вот сам из низов, как видите, он таких «господ», как я, и в грош не ставит, зато мне легко распознать, как и чем дышит он, что думает. Знаете, как он их зовет, местных? Мразь, накипь и отбросы общества — вот как он их зовет. И только потому снисходит к ним в людскую — в прямом, как говорится, и переносном смысле, — только потому унижается до общения с ними, что таков порядок его службы у Форрестера, а между полковником и Господом Богом разницы никакой он, кажись, не замечает.

Мистер Смит опустил стакан на столик, вытер пальцами губы и подмигнул Трой.

— Отменно. Знаете что, будет здорово, если как-нибудь за эти дни вы заедете ко мне. Попросите Хилли свозить вас. У меня завалялась пара холстов, которые вас точно заинтересуют. Мы, знаете, любим иногда побаловать себя старыми мастерами. Время от времени что-то на рынке встречаю, что-то себе покупаю… Вам нравится Блейк?

— Блейк?

— Блейк, Уильям. У которого «тигр, тигр, жгучий страх» [96] Имеется в виду английский поэт, художник и гравер Уильям Блейк (1757–1827), автор, в частности, известного стихотворения «Тигр» (1794). Перевод К. Бальмонта (1921). ? — Он великолепен.

— У меня есть один его набросок.

— В самом деле?!

— Приезжайте — гляньте сами. Увидите воочию.

Тут вернулся Хилари и сразу же принялся рассыпаться в извинениях.

— Боже, что вы должны были о нас подумать! — сокрушался он. — Беда за бедой. Неприятность за неприятностью гонится и чуть на пятки не наступает. Видимо, это мне за грехи, смирения гордыни ради.

— Так чем там в итоге дело кончилось? — спросил Смит.

— Слава богу, все в порядке, ничего больше не случилось, только Крессида очень нервничала.

— Ну, я вижу, она уже почти пришла в себя.

— То есть как это «видите»?

— Раньше девицы ее возраста предпочитали кроваво-красные тона. Теперь, наверное, в моде не такие агрессивные цвета?.. Но все-таки лучше сотри.

— Дядя Берт, вы совершенно невыносимы, — сказал Хилари безо всякой злобы, однако слегка вспыхнул и оттер след помады платком.

— Что ж, отправлюсь-ка я под благословенную сень одеяла. Если обнаружу под дверью грязное подметное письмо, буду кричать. Спокойной всем ночи. — И мистер Смит, столь резко сменив таким образом манеру выражаться, отправился к себе наверх. Трой услышала, как он насвистывает на лестнице.

— А вы ведь еще не ложитесь, нет? — обратился к ней Хилари. — Пожалуйста, останьтесь еще ненадолго — или я окончательно уверюсь, что вы в претензии.

— Ну, раз уж так, останусь.

— Вы сказочно милы. Чертовски меня успокоили. Выпьете чего-нибудь? Нет? А я выпью. Мне это просто необходимо. — И он подошел к столику с бутылками. — Вы ведь наверняка безумно жаждете узнать, что там было в записке у дяди Блошки?

— Вообще-то жажду.

— Все не так уж страшно.

— Видимо, не так уж — вы даже усмехнулись, я заметила.

— Надо же, какой у вас острый глаз. В общем, кратко говоря, в послании сообщалось, что дядя Блошка — «рогАносИц, с чьей клумбы чужиИ срывают цветы», через буквы «а» и «и». И я чуть не прыснул, сами догадываетесь, оттого что тетушка Клумба на 71-м году жизни наконец-то оправдала свое домашнее прозвище, пусть даже в таком экзотически переносном смысле. Интересно, кого еще следует считать виновным в этой измене? Маулта?