Найо Марш - Однажды в Риме. Обманчивый блеск мишуры [сборник - 26, 27]

Вместо ответа камердинер выставил поднос на вытянутых руках перед своим хозяином. На нем лежал конверт с отпечатанными на пишущей машинке заглавными буквами:

«ПОЛК. ФОРРЕСТЕРУ».

— Он лежал на полу в вашей спальне, сэр. Прямо у дверей, сэр. Я подумал, это срочно, — повторил Маулт.

Вытащив из конверта листок с каким-то посланием и пробежав его глазами, полковник Форрестер повел себя в точности так же, как его племянник в аналогичной ситуации несколько минут назад. То есть на некоторое время застыл безо всякого выражения на лице. Затем слегка покраснел и повернулся к Хилари.

— Дружочек, на два слова… — Старик свернул прочитанный листок. Руки его заметно дрожали.

— О чем речь… — начал было Хилари, но тетушка прервала его:

— Нет!

— Клу, позволь уж мне…

— Ни в коем случае. Как я вижу, ты тоже попал на крючок, — сказала она, — и мне нужно знать, на какой именно. Я говорю: на-крю…

— Я тебя слышу. Но нет, Клу, не могу, дорогая. Это неловко и неуместно.

— Вздор, Фред, я настаиваю… — Голос ее сорвался на какой-то неожиданный стон. — Сядь сейчас же, Фред. Хилари!

Хилари ринулся к дяде, и вместе они кое-как усадили того на ближайший стул. Миссис Форрестер запустила узловатую кисть в нагрудный карман мужа и вытащила оттуда маленький флакон.

— Бренди! — скомандовала она, и Хилари тут же поднес ей бутылку с сервировочного столика, оставленного для гостей Мервином.

— Это движок. Стучит неровно, — сказал мистер Смит на ухо Трой. Затем он быстро отошел в дальний конец комнаты и распахнул окно. Вихри снега тут же ворвались внутрь, хвойные лапы на елке зашевелились, «букет поцелуев» закрутился во все стороны.

Полковник все еще сидел на стуле — с закрытыми глазами и взъерошенными волосами, он учащенно дышал.

— Со мной все в полном порядке, — просипел он наконец. — Было бы из-за чего поднимать шум.

— Никто ничего не поднимает, — отозвалась его решительная супруга. — Не могли бы вы теперь закрыть окно, Смит? Спасибо.

Тело Крессиды охватил приступ дрожи — продолжительной и наглядной, от макушки до пяток.

— Хорошо хоть без обморока, — шепнула она Трой. Та не прореагировала.

— Вот уже гораздо лучше, — произнес полковник, открывая глаза. Остальные вздохнули с облегчением.

Образ этой живописной группы, собравшейся в гостиной словно для того, чтобы позировать, глубоко запечатлелся в памяти Трой: пожилой офицер с прикрытыми веками изо всех сил пытается восстановить дыхание. Хилари — в вельветовом пиджаке сливового цвета, как всегда элегантен, но весьма взволнован и смущен. Крессида развалилась в кресле с золотистыми ручками в позе недовольной, но обольстительной. Миссис Форрестер с руками, скрещенными на груди, внимательно наблюдает за мужем с расстояния не более двух шагов. А сухонький старикан-кокни в роскошной, дорогой домашней куртке рассеянно описывает круги вокруг праздничной елки.

В богатых усадебных декорациях, при своей старомодной чинности картина эта прекрасно подошла бы в качестве сюжета любому увенчанному славой мастеру эдвардианской жанровой живописи — Орчардсону или еще больше — достопочтенному Джону Кольеру [95] Орчардсон, сэр Уильям Квиллер (1832–1910) и Кольер, Джон (1850–1934) — британские художники. . Название могло бы быть, например, просто «Письмо». Ведь оно все еще лежало на ковре — там, где его уронил полковник, — и составляло, несомненно, эмоциональный центр композиции.

В довершение этого безнадежно отжившего, допотопного сюжета мистер Смит вдруг прервал свое бесцельное движение и застыл как вкопанный, а миссис Форрестер, Хилари и Крессида будто по команде повернули головы и уставились на одинокий белый клочок бумаги.

И тут уж «полотну» пришла пора ожить. Полковник, как уже отмечалось, открыл глаза. Его жена сделала пять широких шагов по ковру и подняла листок.

— Но, тетя Клу… — начал было Хилари, но она заставила его умолкнуть одним только строгим взглядом.

«Письмо» лежало на полу лицевой стороной вниз, так что миссис Форрестер пришлось развернуть его, чтобы прочесть. Она прочла и… залилась краской до корней волос (тревожный симптом, особенно если речь идет о пожилых людях)!

— Что там, тетя Клу?

Рот ее захлопнулся с лязгом, словно стальной капкан. На лице появилось какое-то необычное, неопределенное выражение. Что это, ярость? — гадала Трой. Безусловно. Но и что-то еще. Не едва ли различимый отблеск удовлетворения? Не произнеся ни звука, она протянула бумагу племяннику.