Мэри Стюарт - Грозные чары. Полеты над землей (сборник)

Он приставил ладонь к уху, затем с ужасающей медлительностью повернулся, отложил в сторону метлу и после этого направился к машине.

Меня раздирали противоположные чувства: хотелось сорваться с места и гнать машину вперед, лишь бы не тратить здесь попусту драгоценные минуты, но, с другой стороны, нельзя было упустить возможность воспользоваться первым же телефоном, который попадется на пути. Я толкнула дверцу и, выпрыгнув из машины, помчалась через станционные ворота ему навстречу.

– Извините, вы говорите по-английски?

Кажется, он сказал «нет»; из дальнейшего потока немецких слов мне не удалось понять вообще ничего, но я уже и не слушала.

Это была совсем маленькая станция с двумя запасными путями. На одном из них стоял готовый тронуться поезд. Паровозику, с его забавной наклонной конструкцией, предстояло толкать три вагона вверх по длинной горной дороге; другой путь был свободен. Его рельсы сверкающей лентой уходили в гору и, втянувшись в сосновый лес, скрывались из виду. Еще дальше в том же направлении, за первым холмом лесистого предгорья, я увидела вздымающийся вверх столб густого черного дыма, который незадолго до этого я приняла за дым из какой-то фабричной трубы. И тут у меня всплыли сразу два воспоминания: столб дыма, который Йозеф приписал «летучему поезду», или попросту «гремучей коптилке», и паровозный свисток, который был слышен тремя минутами раньше. Я подскочила к служащему и стала тыкать пальцем в сторону уходящей вверх колеи:

– Там! Это поезд? Поезд?

Мой «собеседник» был пожилым мужчиной с обвислыми усами и водянисто-голубыми глазами, от которых расходились веселые лучики морщинок. Однако сейчас на его лице явно читалось замешательство. Он смотрел на меня с видом полнейшего непонимания. Я снова отчаянно замахала руками, как в какой-нибудь бездарной пантомиме, показывая на стоящий поезд, потом на столб дыма над деревьями, на рельсы и, наконец, на свое запястье:

– Время… первый поезд… семь часов… Sieben Uhr!.. поезд… ушел?

Он ткнул пальцем куда-то себе за спину, и, взглянув в том направлении, я увидела на стене кассы станционные часы, которые показывали половину шестого; затем он, так же как я, прибегнул к энергичной жестикуляции и разразился еще одним монологом на немецком.

Но в этом уже не было необходимости. Я и сама все видела. Черный шлейф дыма медленно перемещался, неуклонно сдвигаясь вперед и вверх. В какой-то момент, когда расступившиеся сосны образовали небольшой просвет, взгляду открылся прелестный округлый зеленый склон, залитый солнцем; а по склону взбирался в гору паровоз. Он был в точности такой же, как стоящий здесь, на станции, но толкал перед собой только один небольшой товарный вагончик – нечто среднее между крытой платформой и прицепом грузовика.

Престарелый станционный работник произнес:

– Гастхауз… Кафе… – а затем снова обратился к языку жестов, стараясь привлечь мое внимание к поезду, стоявшему у платформы.

Впрочем, объяснение вряд ли получилось бы более доходчивым, даже говори он на чистейшем английском. На этот раз я все поняла. Разумеется, в том расписании, которое я изучила, было обозначено время отправления лишь пассажирских поездов, и первый поезд действительно должен был отправиться в семь часов. Никто и не подумал включить в расписание паровоз, который ранним утром отвозит продукты в ресторан.

Теперь уже не имело значения, на каком языке шла беседа. Ясно было одно: в данном случае телефон бесполезен. Пожилой служащий продолжал еще что-то говорить, многословно и доброжелательно; судя по всему, он был даже доволен, что ему представилась возможность поболтать с кем-то в этот ранний час. Кажется, я все-таки успела сказать спасибо, а потом повернулась и оставила его разглагольствовать в одиночестве.

По счастью, перед станцией хватало места для разворота. «Мерседес», словно бумеранг, описал стремительную дугу, и я понеслась обратно по этой немыслимо узкой дороге с какой-то опьяняющей беззаботностью, которую могла бы себе позволить разве что на шоссе Strada del Sol.

По крайней мере, ехать в гору было несколько легче, чем под гору. Во время недавнего спуска я была слишком поглощена самой дорогой, чтобы обращать внимание на что-то еще, а ночью, когда мы гнались в темноте за Шандором, все мои силы уходили на борьбу с фонариком и картой. И теперь, когда я наконец приноровилась к большому автомобилю и гнала его по тому же жуткому серпантину, я отчаянно пыталась восстановить в памяти взаимное расположение железнодорожной колеи и автомобильной дороги.