Мэри Стюарт - Грозные чары. Полеты над землей (сборник)

– Шандор говорил, что их всего восемь. Один ты уже раздобыл раньше, значит в дереве их должно быть семь.

– Еще один – это четвертый. Мне бы только залезть повыше, тогда, может быть, удастся просунуть руку дальше в дупло и пошарить внутри… Ого, получилось!.. Пять, шесть… семь! Черт возьми, чего я всю жизнь терпеть не мог, так это совать руку в дупло. Так и кажется, что там белка живет и вот-вот вцепится тебе в палец зубами.

– Если Льюис прав, то просто удивительно, что наркотики не кусаются. Ты сможешь кидать мне сюда пакеты по одному?

– Без проблем, – заверил меня Тим, и полетел первый пакет.

Внутри аккуратного тугого продолговатого свертка угадывались несколько одинаковых пакетов меньшего размера – плоских, гладких, обернутых в водонепроницаемую пленку и, по-видимому, герметично запаянных. Грезы и смерть стоимостью в несколько сотен фунтов стерлингов. Я затолкала сверток в карман куртки.

– Порядок. Следующий, будьте любезны.

Вдогонку за первым пакетом вниз полетели другие. Половину я рассовала по карманам, а прочие оставила Тиму.

– Ну вот, – сказал он сверху, – вроде бы больше нет. Сколько их всего? Семь?

– Да, семь. Можешь больше не трудиться, я уверена: он говорил правду. И поосторожней там.

– Все нормально. Болтаюсь на суку, как какой-нибудь бандерлог. И по-моему, в дупле уже нечего искать. Все, я спускаюсь.

Беда стряслась в тот момент, когда он перебирался с корней дерева на козью тропу. То ли он как-то неудачно выбрал опору для ноги, то ли поскользнулся на влажном камне и из-за этого потерял равновесие – но, так или иначе, он сорвался и покатился вниз на рельсы. Он падал вперед ногами и, скорее всего, приземлился бы в малоприятной дренажной канаве, проложенной вдоль рельсов и заваленной битыми камнями. Однако в последний момент отчаянным рывком он сумел как-то извернуться и перелететь через канаву прямо к рельсам.

Мягкой посадки не получилось: все дальнейшее от него уже не зависело. Ноги разъехались на мокром гравии: левая уперлась в гладкий боковой рельс, а правая пролетела чуть выше и наткнулась на приподнятый центральный – зубчатый – рельс. В следующий миг, страдальчески вскрикнув, он распластался прямо у моих ног, среди разбросанных пакетов, которые я оставила для него.

– Тим, Тим, что с тобой? Ты поранился?

Я опустилась на колени рядом с ним. Он даже не пытался подняться самостоятельно и выглядел каким-то рыхлым тюком, брошенным поперек рельсов. Не поднимая головы, он прерывисто дышал, постанывая от боли. Его тело было неуклюже выгнуто к правой ноге.

– Мне… мне кажется, она застряла… моя нога… О боже… она сломана или что-то вроде этого.

– Подожди, сейчас посмотрю. Ой, Тим!

Падая, он разогнался до такой скорости, что его правую ногу с силой вынесло вперед и она угодила в небольшой просвет между центральным рельсом и поверхностью гравия. Негнущуюся подметку ботинка там защемило, и вся нога оказалась вывернута под устрашающе неестественным углом.

– Держись, я постараюсь вытащить ее оттуда.

Но сколько я ни билась с этим ботинком, он засел туго, и, хотя Тим успел овладеть собой и не издавал ни звука, я опасалась, как бы не навредить ему еще больше, если буду продолжать.

– Давай-ка я расшнурую ботинок, а ты тогда попытаешься вытащить из него ногу.

Шнурки, конечно же, промокли и затянулись еще туже. Я предложила:

– Надо их разрезать. У тебя есть нож?

– Что?

Он был очень бледен, и на лице выступил пот. Он выглядел так, будто находился на грани обморока. Я сама однажды очень сильно растянула лодыжку и отчетливо помнила ощущение тошноты, вызванное этой болью.

– Нож. Есть у тебя перочинный нож?

Он покачал головой:

– Извини.

Я закусила губу и всерьез занялась шнурками. Ничего не вышло. Не помогла даже пилочка для ногтей, а между тем нога Тима стремительно распухала. Мои отчаянные усилия привели лишь к тому, что у меня обломались все ногти на руках, и становилось очевидно: скоро будет вовсе невозможно высвободить Тима, если не разрезать сам ботинок. Поэтому я принялась копаться в гравии – и нашла заостренный камень. Однако мне понадобилось всего несколько минут, чтобы отказаться и от этой попытки: пилить ботинок камнем, не нажимая при этом на опухшую ногу, оказалось невозможно.

– Попробую отгрести гравий из-под твоей ноги. Может быть, таким способом освободим ботинок.

Но едва я взялась за исполнение своего намерения, как обнаружила, что в этом месте гравий насыпан очень тонким слоем, поскольку рельсы проложены на твердой скале. Больше ничего нельзя было поделать. Да, по правде говоря, я и не решалась предпринять еще какие-то действия. Я знала только одно: у Тимоти сломана нога, и, хотя он изо всех сил удерживался от стонов, достаточно было взглянуть на его лицо, чтобы понять, какую боль он испытывает.