Мэри Стюарт - Грозные чары. Полеты над землей (сборник)

Шандор сгорбился на стуле, баюкая обожженную руку.

– Впредь руки не распускай, – процедил мой муж.

Он помедлил пару секунд, переводя дух и обозревая результаты побоища: безжизненного Беккера, поврежденный телефон, негодующую женщину в кресле-качалке, Тима с кочергой и меня, наверное такую же бледную, как он сам, потрясенную и недоумевающую.

Первым пришел в себя Тимоти: нырнув под стол, он бережно извлек оттуда пистолет – драгоценную «беретту».

– Молодчина! – похвалил его Льюис.

Он улыбнулся нам обоим, отбросил со лба волосы и вдруг стал снова похож на человека.

– Вэн, дорогая, как думаешь, тут еще осталось сколько-нибудь кофе? Будь добра, налей нам по чашечке, пока мы с Тимом скрутим этих мерзавцев. А потом они расскажут нам все-все, что я хочу знать.

Выбравшись из гостиницы, мы с Тимоти совершенно неожиданно обнаружили, что уже полностью рассвело. Из-за тумана или облака, скрывающего вершину горы, разглядеть что-либо вдали было просто невозможно, но в пределах двух-трех сотен ярдов видимость была сносной, и с каждой минутой становилось светлее. Было пасмурно, и разреженный воздух неприятно холодил кожу; тем не менее выпитый кофе оказал благотворное действие.

Я спросила:

– У тебя есть хоть малейшее представление о времени? У меня при себе часов нет.

– У меня тоже. Но я заметил время на кухонных часах. Сейчас около половины пятого.

– Как удачно, что хотя бы они уцелели. Бедная фрау Беккер! Льюис, по-моему, почти уверен, что она ничего не знала. Тогда самое худшее для нее – на какой-то срок лишиться общества мужа.

– У меня такое впечатление, что для фрау Беккер худшее уже позади. Я имею в виду разбитую посуду.

– Насчет разбитой посуды ты тоже там постарался. Ой, а трава-то какая мокрая. И страшно холодно, правда?

– А нам все нипочем, – жизнерадостно отозвался Тимоти. – Мы люди стойкие. Арчи Гудвину еще и не такое приходилось терпеть.

С некоторым раздражением я ему напомнила:

– Тебе-то удалось поспать хоть немного, а мне – нет.

– И правда, – признал он. – Да еще тебе здорово досталось во время пробежки по крыше.

– А тебе-то самому как досталось в конюшне, когда Шандор треснул тебя по голове! Это не в счет? Эй, ради всего святого, убавь ходу! Трава зверски скользкая, и камни лежат как попало… ногу поставишь неудачно – так и жди, что загремишь. А ты еще тащишь эту штуковину.

«Этой штуковиной» был пистолет Шандора. Тимоти обращался с ним столь непринужденно, что меня попеременно кидало то в жар, то в холод. Что было во мне сильнее – страх или восхищение, – не берусь сказать.

– Могу я надеяться, что ты умеешь управляться с такими трофеями?

– А как же, тут ничего особенного нет. Очень толково сделанная «пушка». А вот у моего деда был старый «люгер», сохранившийся у него со времен войны – Первой мировой. Я с ним ходил кроликов стрелять.

– Вот противный мальчишка! Никогда бы не подумала.

– Что ты, – радостно возвестил он, – я же ни разу ни в одного не попал! Ты имеешь хоть какое-то понятие о том, как это трудно – попасть в кролика из «люгера»?

– Нет, не имею.

– Ну, если хочешь знать, это вообще невозможно. Если выражаться высоким слогом, мои руки пока еще не обагрены кровью, а вот дальше ни за что не могу поручиться… при таком раскладе, как у нас. Слушай, что там за разборка вышла на кухне? Зачем он жег руку Шандору? Хотел его застращать и добиться каких-то показаний?

– По-моему, нет. Это личные счеты.

– Вот как? Да-да, я припоминаю, он так и сказал. А что, между ними кошка пробежала в цирке? Или еще раньше?

Я покачала головой:

– Шандор меня ударил.

Тимоти метнул быстрый взгляд на мое лицо, разукрашенное синяками:

– Да… теперь понимаю.

Похоже было на то, что его преклонение перед Льюисом теперь почти достигло стадии обожествления. Уже в который раз я была вынуждена с сожалением признать: мужчины в подобных ситуациях время от времени неудержимо скатываются на самый низкий первобытный уровень. Впрочем, мне не стоит привередничать. Чем, спрашивается, я лучше? Ведь там, на кухне, во мне взыграли чувства самые примитивные, когда мой муж прибегнул к жестокому насилию, воплотив древний принцип «око за око». И то, что теперь, по прошествии времени, я этого стыдилась, уже ничего не меняло.

– Ну, так или иначе, – рассудительно подытожил Тимоти, – прием сработал. У этого типа слова как горох посыпались. Ты что-нибудь поняла из того, что услышала?