Артур Дойль - Собрание сочинений - В 12 т. Т. 3 - Собака Баскервилей

Как я уже говорил раньше, гипнотизер тоже сознался и объяснил нам, почему танцовщица запретила убивать лорда Коксвилла.

— Она рассчитывала обвенчаться с ним в то время, когда он находился в состоянии невменяемости, затем я должен был вернуть ему память, предварительно внушив ему, что он сознательно женился на Субитовой. На другой день, утром, после того как вы меня арестовали, должен был состояться этот брак.

Мне и Холмсу теперь был ясен хитроумный план танцовщицы. Вопреки нежеланию баронета жениться на ней, она все-таки становилась его законной женой. Тем более что, находясь под гипнотическим внушением, он не мог сознавать, что этот брак состоялся против его воли и желания.

Я не знаю, что сталось с тремя преступниками, — они находились на чужой территории и их должны были судить по русским законам.

Мы же втроем — Холмс, я и спасенный нами баронет — немедленно возвратились в Лондон.

Младшему брату пришлось уступить возвратившемуся Эльджернону законный его титул и майоратные владения, а самому довольствоваться прежним положением.

Вскоре после возвращения в Англию лорд Коксвилл женился на Маргарет Ферфакс, несказанно обрадованной его воскресением из мертвых.

Тут в самый раз поведать читателю нечто, что может его заинтересовать по поводу моего персонажа, снискавшего самую скандальную славу.

Впечатление о Холмсе как о реальном человеке из плоти и крови укрепилось, должно быть, благодаря тому, что он многократно появляется на подмостках. После того как сошла со сцены арендованного мною на полгода театра моя же инсценировка «Родни Соун», я преисполнился решимостью действовать дерзко и со всей присущей мне энергией, ибо пустой зал был для меня смерти подобен. Сообразив, какой оборот принимает дело, я ушел в себя и без остатка подчинил свои мысли созиданию сенсационной пьесы о Шерлоке Холмсе. Я написал ее в неделю и озаглавил «Пестрая лента» — по одноименному рассказу. Без преувеличения скажу, что не прошло и полумесяца после провала постановки, а мы уже дружно репетировали вторую. Успех ее оказался весьма значительным. Лин Хардинг в роли абсолютно зловещего и слегка полоумного доктора Гримсби Ройлотга блистал своим мастерством, ну а Сейнтсбери, сыгравший Шерлока Холмса, был просто очень хорош. За то время, что мы играли эту драму, я не только возместил потери, понесенные в результате первого провала, но еще и сколотил некоторое состояние. Пьеса прочно вошла в репертуар, и ее до сих пор ставят то в одном, то в другом месте. В главной роли у нас была занята настоящая скалистая боа, составляющая предмет моей особой гордости; представьте мое возмущение, когда в один прекрасный день я прочел отзыв одного критика, который в довершение своего разноса заключил: «Исход пьесы был предрешен в момент появления змеи, искусственность которой бросалась в глаза». Меня подмывало предложить ему хорошенькую сумму, если он согласится пустить ее к себе в постель. В разные времена мы работали с разными змейками, но такой прирожденной актрисы нам еще не попадалось; каждая норовила либо безжизненно свешиваться из дырки в стене наподобие сонетки, либо тотчас же шмыгнуть назад и свести счеты с нашим бутафором, который пощипывал нерадивую за хвост, чтобы придать ей живости. В конце концов мы удовольствовались муляжем, и все, включая бутафора, единодушно сошлись во мнении, что это пошло на пользу делу.

То была вторая пьеса о Шерлоке Холмсе. Следовало кое-что сказать и о первой, поставленной гораздо раньше, если быть точным — еще во время африканской войны. Написал ее Уильям Джиллет, знаменитый американец, к тому же сыгравший в этой пьесе, причем удивительно хорошо. Поскольку он взял мои персонажи и отчасти воспользовался моими сюжетами, то, естественно, выделил мне долю в прибыли, которая оказалась довольно существенной. «Можно ли мне женить Холмса?» — вопрошала одна из телеграмм, которую я получил в разгар мук творчества. «Жените, убейте, делайте с ним что угодно», — был мой жестокосердный ответ. Пьеса, постановка и финансовый итог меня просто очаровали. Полагаю, что всякий, в жилах которого течет хоть капля аристократической крови, согласится со мной, что последний пункт, который приятно видеть материализованным, все же неизменно занимает в наших мыслях самое незначительное место.

Сэр Джеймс Барри заплатил дань уважения Шерлоку Холмсу в форме добродушной пародии. Это было шутливое прошение об отставке после неудачи, которую мы потерпели с постановкой комической оперы. Он вызвался писать к ней либретто, а я ему в этом помогал, но, несмотря на наши объединенные усилия, вещица провалилась. Тогда-то Барри и прислал мне пародию на Холмса, записанную на свободных листах одной из его книг. Вот она.